Волонтеры Челкеля
Шрифт:
В помещении склада все оставалось без перемен. Правда, никто уже не думал переговариваться – и те, и другие смертельно устали. Когда часы показали половину второго, Арцеулов разрешил «дроздам» поспать, естественно, посменно, выставив караулы. Красные молчали. Оставалось ждать, кто подоспеет первым – командарм Миронов или командир Донской бригады Морозов.
…Арцеулову не спалось. Маленькое окошко притягивало. Ростислав представил, что там, за стеной, комполка Косухин тоже не спит. Подполковник быстро оглянулся и, осторожно перешагивая через спящих,
– Ростислав, эй! Ты там?
– Здесь!
Кровь застучала в висках, хотя, казалось, волноваться нечего. Встретились бывшие приятели – нынешние враги. Такое бывало, и не раз, и не два…
– Я тебя третий раз выкликаю, чердынь-калуга! Спишь, что ли, капитан?
– Подполковник! – Арцеулов невольно усмехнулся.
– Все одно, я тебя главнее… Ну че, беляк, тебя твои не тронули?
– Неделю продержали, – вновь улыбнулся Ростислав. – Чуть за шпионаж не расстреляли.
– Ага! Меня тоже. Своим рассказал?
– Нет!
…Арцеулов не стал рассказывать Врангелю ни о «Мономахе», ни о тибетском монастыре. Что-то удержало. Да и под крымским небом его история выглядела слишком невероятной…
– И я тоже, стало быть… Ладно, от Валюженича письмо получил?
– Нет, – Ростислав забеспокоился. – Степан, что было в Париже? Вы встретили брата?
– Потом… Тэд напишет… В том перстне, ну, который… Две змейки, точно?
– Д-да… Но почему…
– Все, бывай, кадет! Скажи своим, чтоб мотали отсюда – щас двинем…
«Щас двинем»! Раздумывать не приходилось. Арцеулов отскочил от черного окошка и оглянулся. Офицеры спали, даже пулеметный расчет сморило: несколько часов боя прошли недаром.
– Тревога!
«Дроздов» не требовалось предупреждать дважды. Несколько секунд – и все были на ногах.
За стеной было тихо, но Ростислав знал, что порою означает такая тишина. Он жестом он указал на выход. В глазах офицеров мелькнуло удивление, но дисциплина превозмогла – один за другим «дрозды», стараясь не шуметь, выскочили на улицу. Арцеулов уходил последним. Он уже стоял в проходе, когда из внутренней двери вылетело что-то темное, тяжелое…
Ростислав успел отскочить и прижаться к стене. Взрыв потряс здание. Опоздай они на минуту, и связка гранат, заботливо припасенная красными на подобный случай, разнесла бы всех в клочья.
– К бою!
Вокруг уже гремело, на улице слышалось гудение моторов, а откуда-то издали доносилось еле слышное конское ржание. Авангард Второй Конной Миронова ворвался в город.
«Дроздов» выручила ночь, а также узкие, загроможденные битым камнем улицы. Красные не могли развернуться, и Арцеулов смог продержаться еще полчаса. Первый броневик подбили сразу, и стальная туша закупорила проход. Ростислав уже подумывал о контратаке, когда внезапно стрельба раздалась со всех сторон – из соседних улиц, сзади, даже с крыш. 256-й полк взял батальон в кольцо.
«Дрозды» заняли круговую оборону, огрызаясь из нескольких пулеметов. Сам Арцеулов с трофейным «льюисом» устроился на первом этаже горящего дома, решив никуда не уходить. В конце концов, в городе было ничуть не опаснее, чем в степи, где уже гуляют
Под утро стрельба немного стихла. К батальону Арцеулова пробились остатки Первого Офицерского во главе с заместителем Тургула – одноруким Володей Манштейном. Тот, в запарке боя не узнав Ростислава, именовал его отчего-то «капитаном» и приказал держаться. Приказ был лишним – иного выхода просто не было.
Морозовцы ворвались в город в половине восьмого. Весы вновь заколебались, но уже через час с юга донеслась стрельба – к Александровску шла лучшая дивизия Русской армии – Корниловская…
Арцеулов оставался в городе. Когда 256-й полк, отстреливаясь и огрызаясь, отступил, он не выдержал и заглянул туда, где провел вечер. Взрыв разворотил все. Кирпичные стены змеились трещинами, чей-то забытый котелок расплющило и превратило осколками в сито. Ростислав покачал головой: в эту ночь смерть еще раз прошла мимо. Арцеулову внезапно почувствовал стыд. Он не желал подобного подарка. Тем более от проклятого краснопузого – потомственного дворянина Степы…
Тургул долго качал головой, грозил санаторием, а затем пожал руку, заявив, что составит особый рапорт, дабы Ростиславу дали наконец полковника, и разные нижние чины перестали бы путать звания. Присутствующий при этом Манштейн, узнавший наконец Арцеулова, то и дело порывался извиняться, но Тургул лишь зловеще похохатывал.
Ростислав упросил Антошку никому не сообщать о его участии в бою, опасаясь, что Барон вообще перестанет пускать на фронт. Слухи о случившемся в Александровске уже дошли до Тургула. Он несколько раз с интересом взглянул на приятеля, а затем, как бы случайно, поинтересовался, как прошла встреча с красным командиром Косухином.
– Поговорили, – лаконично бросил Ростислав.
– Так он из офицеров?
– Нет, – чуть помолчав, ответил Арцеулов. – Он слесарь.
…Врангеля он нашел в Джанкое. Главнокомандующий выслушал Арцеулова и ничего не сказал. Радоваться было нечему: Александровск взят, но дальше ни Тургулу, ни корниловцам продвинуться не удалось. Фронт замер.
Арцеулов хотел попроситься к Слащеву под Мелитополь, где тоже было жарко, но почему-то не решился. Что-то сломалось в душе. Краснопузый Косухин сыграл не по правилам. Между боями враги, случалось, разговаривали, но предупреждать об атаке было нельзя, просто невозможно. В апреле 19-го Косухин уже выручил его, но на реке Белой он лишь поделился водой с умирающим. Теперь же…
Барон велел ехать в Севастополь и ждать дальнейших распоряжений. Только тут Ростислав решился возразить и попроситься на передовую, но Врангель был непреклонен. В глазах командующего Арцеулов прочитал сочувствие к тяжелобольному, и ему стало не просто стыдно, а еще и невыносимо плохо.
…Уже в поезде, ночью, когда сон не шел и он курил папиросу за папиросой в холодном гремящем тамбуре, Ростиславу вспомнилось давнее позабытое правило. Врага отпускали, взяв с него слово больше не воевать. Никакого слова он Степану, естественно, не давал, но принял его условия, послушав совета и не оставшись на верную смерть среди выщербленных осколками стен…