Волонтеры Челкеля
Шрифт:
— Ого, господин полковник! — заметил Арцеулов, входя в избу. — Все ваши тайны для краснопузых — секреты Полишинеля!
— Не понимаю, — пожал плечами Лебедев, — какое золото? Степа, «Владимир Мономах» — это научный проект!
— Ага, научный! — при виде белого гада Арцеулова Степа вновь почувствовал себя на боевом посту. — Видел я вашу науку, чердынь-калуга! Сколько ребят живьем сгорело! А я думал, Коля, что ты самолеты испытывал! А ты, выходит, полковник Лебедев!
— Я испытывал самолеты, Степа. А насчет прочего…
Покуда ставили чай, Степа познакомился с остальными. Правда, Арцеулов не собирался подавать руки Степе, да тот и не стремился — они были, можно сказать, знакомы. Семен Богораз не произвел на Косухина особого впечатления — худосочного студента с Троицкой он вспомнил сразу, а вот профессор понравился, несмотря на очевидную иронию, с которой тот воспринимал скромную Степину личность.
Руку Натальи Берг Косухин пожимал с явной боязнью. Больше всего ему хотелось немедленно извиниться перед девушкой, объяснив, что он не собирался стрелять. Но слова как-то не клеились. Тем более Наталья не придавала столь драматическому эпизоду особого значения.
— Ну, хорошо, — начал полковник, когда процедура знакомства была закончена. — По-моему, мы действительно заигрались с этими тайнами. Честное слово, мне неудобно перед вами, Ростислав Александрович! Наверно, надо было рассказать вам о «Мономахе» в первый же день. Но если бы вы знали, как все это обставлялось! Меня, как видите, даже переименовали…
— И даже похоронили, господин полковник, — вставил Арцеулов.
— Да… Степан, что тебе наплели о проекте «Мономах»? Если это, конечно, в свою очередь, не военная тайна.
— Да чего там! — буркнул Степа. — Сказали, что генерал Ирман вместе с полковником Лебедевым увезли куда-то часть золотого запаса. И что у вас пароль, этот… — Косухин напрягся и вспомнил: — «Рцы, мыслете, покой.» Ну, буквы славянские…
— Да, «рцы, мыслете, покой», — кивнул полковник. — Р, М, П… Российская Междупланетная Программа.
— Как? — поразился Арцеулов. Степа вообще ничего не понял и недоуменно поглядел на брата.
— Программа эфирных полетов с использованием ракет, — не очень понятно для брата пояснил Николай Иванович.
— Постойте, постойте, господин полковник, — не выдержал Арцеулов. — Вы хотите сказать, что в России пытались создать ракету для эфирных полетов?
— Отчего же пытались, батенька! — ответил вместо Лебедева профессор. — Создали. Называется эта ракета «Владимир Мономах». И господин Лебедев, — уж извините, Николай Иванович, буду называть вас по-старому, привык, — один из первых ее испытателей.
— Да ты чего, Коля, — обалдело спросил Косухин-младший, до которого наконец, стало что-то доходить. — На Луну летал, да? Вот, чердынь-калуга…
— Нет, — улыбнулся старший. — На Луну не приходилось. Пока осваивали орбиту… Я летал вторым, в апреле 16-го. Первым был капитан Барятинский.
— Нет, давай по порядку, —
— Постараюсь, — кивнул полковник. — Глеб Иннокентьевич, если я собьюсь, поправьте… Началось это, насколько я знаю, в начале 90-х по инициативе графа Витте.
— Ну не Витте и не графа, — тут же вмешался Семирадский. — Идея принадлежала господину Менделееву, а государю представлял проект тогдашний министр финансов Вышнеградский. Александр III сей проект благословил, и начались работы…
— Первый пуск был в мае 1909-го, — продолжал полковник. — Полет летчика-испытателя планировали на начало 13-го, к романовскому юбилею, но не успели. Тогда было несколько аварий, и решили не рисковать. В начале 14-го, когда стали готовить отряд испытателей, я был туда направлен. Официально считалось, что я преподаю в Качинской авиашколе. Ну, а потом война… В марте 16-го был первый пуск с испытателем на борту. Проект решили рассекретить после войны. Ну вот, пожалуй, и все…
— Сколько же вы были в эфире, господин полковник? — спросил Арцеулов, покуда Степа переваривал услышанное.
— Сутки… Признать, под конец стало невесело, — улыбнулся Лебедев. — Конечно, когда меня принимал государь, я уверил его, что полет доставил мне исключительное удовольствие. Правда, в какой-то степени так оно и было…
— Так тебя что, царь принимал, чердынь-калуга? — перебил его Степа, которого это обстоятельство поразило почему-то больше всего.
— Представь себе… Если тебе интересно, Степа, я был награжден в виде исключения, орденом Александра Невского. Кстати, нашему роду пожаловано наследственное дворянство, так что ты — дворянин, Степан. Поздравляю.
Косухин-младший не ответил. Это было уже чересчур.
— В семнадцатом наша группа распалась, — закончил рассказ полковник. — Не знаю, где сейчас Барятинский и все остальные…
— Мой дядя в Париже, — отозвалась Берг. — По-моему, там сейчас еще кое-кто из участников программы.
— Возможно, — кивнул Косухин-старший. — В мае 18-го Сибирское правительство начало собирать тех, кто остался в России и уцелел. Работы возобновились, на январь 20-го мы готовили новый старт. При адмирале программу стал курировать генерал Ирман. Мы должны были испытать новый корабль — «Владимир Мономах-2»…
— Но почему тогда… — начал было Степа, но осекся. Рассказывать о товарище Венцлаве не тянуло. Однако брат его понял:
— Знаешь, Степа, для меня это тоже загадка. Тебе виднее. Зачем большевикам наши скромные персоны.
— Ладно, — принялся рассуждать вслух Степа. — Ну, допустим, чердынь-калуга, золото это для таких, как я, выдумали… Для дурачков. А остальное — это понятно. Эта… как ее… ракета — это же первое дело для войны!
— Молодой человек зрит в корень, — кивнул Семирадский. — Этого мы опасались с самого начала. Говорил я господину Менделееву, говорил!..