Волонтеры Челкеля
Шрифт:
— Как?! — чуть не подпрыгнул тот. — Простите, батенька, но вы же учитель! И, по-моему, извините, из политических!
— Не совсем так, — учитель неловко улыбнулся, будто лично провинился перед профессором. — Меня, собственно, сослали за религиозные убеждения…
— А, вы раскольник… или сектант, — Семирадский сразу же потерял интерес к собеседнику.
— Нет, — вновь улыбнулся тот. — Ни среди тех, ни среди этих не числюсь. Я, по глубокому убеждению бывших властей предержащих, самый настоящий язычник.
— Что?! Папуасы! — вскричал Семирадский. — Батенька, бросьте
— Увы, — развел руками Родион Геннадьевич. — Хотя было бы забавно… Нет, все проще. Вы слыхали о дхарах?
Все недоуменно переглянулись.
— Я слыхал, — внезапно заявил Богораз. — В 1916 году в «Известиях императорской Академии наук» была статья. Насколько я помню, дхары — древний народ неизвестного происхождения, который жил на севере Урала. У них, кажется, была своя письменность еще до русских… Извините, не помню подробностей.
— С этой письменности все и началось, — кивнул хозяин. — Я был народным учителем в селе Якша. Это в верховьях Печоры…
— Ну и глухомань, — с сочувствием заметил профессор. — Эк вас занесло!
— Родные места! Там еще живут остатки дхаров… Тогда, в начале века, я был, наверное, единственный дхар с незаконченным высшим образованием. Пытался рассказывать детям о нашей истории… У меня была неплохая коллекция образцов той самой письменности. В этом обвинить меня не могли, конечно… Зато прислали комиссию из синода. Тогда еще эти вопросы курировал сам господин Победоносцев. Вдобавок я составил письмо против планов нашего губернатора, который в порыве административного восторга хотел снести Дхори Арх — дхарское святилище. Ну, времена были тогда суровые, это было до 1905-го года…
— Сочувствую, коллега, — на этот раз вполне серьезно промолвил профессор. — Но все же насколько я понял, вашу эстафету поддержали? Кто-то же напечатал статью в «Известиях»…
— Это моя статья, — вновь улыбнулся Родион Геннадьевич. — К сожалению, дхарские древности больше никого не интересуют. Но я не об этом… Дхары еще не все забыли из своих древних знаний. И я, хотя учился в Петербургском университете, кое-что помню… Господа, сейчас в тайгу идти нельзя!
— Объяснитесь! — потребовал профессор. Все остальные сели поближе, почувствовав, что их хозяин не шутит.
— Не знаю, на каком языке с вами говорить, господа, — нерешительно начал учитель. — Я имею в виду не великий и могучий русский язык. Насколько я понял, вы люди науки… Будь вы мои соплеменники-дхары, я мог бы сказать, что наступает ночь Гургунх-эра, когда ярты покидают укрывища, и что оборотни вышли в этом году слишком рано из своего логова в царстве Смерти, а вагры не боятся даже священного огня…
— Красиво… — тихо прошептала Берг и вздрогнула.
— Но на этом языке вы меня не поймете. Что ж, это можно перевести так: в силу не до конца ясных климатических и прочих особенностей нынешней зимы, здешняя фауна внезапно стала проявлять несвойственные ей агрессивные наклонности, вдобавок не исключено появление некоторых очень редких явлений природы, пока необъяснимых до конца с точки зрения современной науки… Не ходите в тайгу, господа. Один
— Если вы имеете в виду меня, коллега, то нет, — пожал плечами Семирадский. — Признаться, покорен вашим пассажем о — как бишь его? — Гургунх-эре, а также согласен с существованием неизученных природных явлений, но особой опасности все же не вижу.
— Во всяком случае к опасности подхватить воспаление легких добавляется перспектива оказаться в желудке какого-нибудь канис-люпус, — иронически, не без удовольствия отреагировал Богораз.
— Я имел в виду не вас, господа. Я обращаюсь к тому, кто носит Охс Вагре — Перстень Духов…
Только когда все вслед за хозяином поглядели на Арцеулова, капитан понял, что речь идет о нем.
— Помилуйте! — растерялся Ростислав. — Вообще-то это не совсем мой перстень. Вернее, совсем не мой… Странный перстень, признаться…
— Коллега, коллега, — предостерегающе заметил Семирадский. — Не идите неверным путем господина Богораза. Семен Аскольдович сложил уже целую сагу об этой безделушке…
— Не настаиваю, — улыбнулся Родион Геннадьевич, но на этот раз очень грустно. — Не знаю, откуда у вас перстень. Не смею утомлять ваш слух очередной языческой легендой… Впрочем, — тут его голос окреп, — господин… Арцеулов, кажется?
— К вашим услугам, сударь, — капитан встал и, не удержавшись, поглядел на черненых извивающихся змеек, украшавших печатку. — Не откажусь от легенды. Даже языческой…
— Подойдите сюда!
Арцеулов шагнул к окну. Сквозь заиндевелое стекло тускло просвечивал ущербный месяц. Родион Геннадьевич секунду постоял, словно в нерешительности, а затем резко растворил раму. В избу ворвался ледяной ветер.
— Снимите перстень и посмотрите сквозь него на лунный свет! — голос учителя прозвучал настолько властно, что капитан немедленно подчинился.
Вначале в круглом серебряном ободке был виден лишь белый холодный лунный диск с заметным ущербом на правом боку. Арцеулов хотел было прекратить этот нелепый опыт, но вдруг лунная поверхность затуманилась. Сквозь тусклую пелену засветились маленькие синие огоньки, Ростислав невольно ахнул, но тут огни пропали, пелена раздвинулась, вместо лунного диска он увидел странную темную пещеру, в дальнем углу которой тусклым огнем светилась невысокая ниша. В пещере стояли двое. Одного — себя — он узнал сразу, второго рассмотреть не успел — изображение вновь затуманилось, сверкнул синий огонь, и капитан невольно закрыл глаза. Вновь взглянув сквозь ободок перстня, он увидел лишь серебряный свет луны…
Родион Геннадьевич, не сказав ни слова, закрыл окно. Все молчали, не понимая, что, собственно говоря, произошло.
— Я был бы очень вам признателен, господа, если бы вы проводили ваши опыты с меньшим риском для здоровья присутствующих, — проговорил наконец Богораз и закашлялся. — Я совершенно запустил свой бронхит…
Ему никто не ответил. Арцеулов медленно надел перстень на палец и сел в сторонке.
— Вы… вы что-то увидели? — негромко поинтересовалась Берг.
— Н-не знаю, — честно ответил Ростислав. — Может, почудилось…