Волшебная нить
Шрифт:
– Эх. Не сезон нынче!
– сетовала Марья Власьевна.
– Двор в Петергофе, вся знать на островах...
Катя была полна решимости. Она вскочила:
– Я поеду в Петергоф!
– Сядь, егоза!
– осадила ее Аргамакова.
– Нетерпение в этом деле только помеха. Умеешь ли ты просить?
Катя озадаченно посмотрела на даму.
– Не люблю, но если понадобится...
– она растерялась даже.
– Гордячек-то, мать моя, Бог не любит, - вздохнула Марья Власьевна.
– А то и в Писании сказано: "Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам".
Она
– Однако засиделась я. Проводи, Наташенька, поеду дальше. Завтра снова явлюсь, ждите непременно. Что-нибудь уж придумаю.
И она направилась к выходу, бросив в ридикюль горсть конфет со стола.
17.
Столбовая дворянка и истинная москвичка, Марья Власьевна принадлежала к синоду всемогущих московских тетушек, которые заправляли всеми семейными и государственными делами, создавали общественное мнение, сватали и мирили, составляли протекцию, словом, имели немалый вес в обществе.
В Петербург она прибыла по делам благотворительности, помимо того выполняла множество комиссий, порученных ей бесчисленными родственниками и знакомыми. С Наташей даму свела Нина Львова, бывшая фрейлина императрицы, ныне обвенчавшаяся с Мишелем Олениным и отбывшая за границу. Все это Кате поведала подруга тем же вечером, когда они, как в старину, шептались перед сном о самом заветном.
Наташа рассказала о первых шагах в свете, о незабываемом петергофском празднике 1 июля, в день тезоименитства Александры Федоровны. Она впервые увидела царственную чету. Наташу ослепил мужественный, исполненный магнетизма образ государя и глубоко запечатлелся в ее сердце. В тот день был торжественный прием представителей народа, купечества. Народу съехалось! Все дома были битком забиты, люди ночевали в каретах, колясках. Вечером был дан роскошный бал, а какие фейерверки! Неописуемо!
– А где же вы с мужем разместились?
– полюбопытствовала Катя.
– Неужто тоже в экипаже?
– Вообрази, благодаря Нине Львовой нам удалось устроиться во дворце! Нам отвели комнату, там ведь тоже все было битком!
– Наташа даже разрумянилась от приятных воспоминаний.
– А какие в Петергофе павильоны, парки, фонтаны! Я за всю жизнь столько красоты не видела.
Катя слушала подругу со снисходительной улыбкой, как слушают малое дитя. Тут вдруг Наташа спросила:
– Скажи, а этот Григорий красив был? Тебе его жаль?
Катя рассердилась:
– Помилуй, Наташа, что у тебя в голове? Я не хочу более вспоминать его! Господи, только бы выручить Левушку и поскорее все забыть, забыть!
– Она закрыла глаза.
– Иной раз мне кажется, что я больна, что не такая, как все, и это мешает мне жить, радоваться...
Марья Власьевна явилась, как и обещала, на другой день к утреннему чаю. Дама бесцеремонно вошла, прогнав лакея, покричала хозяйку.
– Долго спать изволишь, мать моя!
– выговорила она после Наташе, хлопочущей о самоваре.
– Каково мужу-то твоему с сонной тетерей?
Катя давно проснулась и с нетерпением ожидала визита Аргамаковой. Она тотчас выскочила в столовую, где уже устроилась у самовара почтенная гостья. Марью Власьевну не нужно было уговаривать испить чаю, она сама налила себе в чашку душистого напитка,
– Что, мать, извелась, небось? Ну, радуйся: кажется, я придумала...
– Что? Что?
– тотчас набросились на нее измученные ожиданием подруги.
Аргамакова насладилась моментом, но долго испытывать их терпение не стала.
– Нынче великая княгиня Ольденбургская, Тереза Васильевна, устраивает благотворительную лотерею в пользу нашего Воспитательного дома (я за тем и приехала в Петербург), так вот, возьму тебя с собой, к лотерее пристрою, а после как Бог даст. Авось, удастся и представить тебя принцессе-то.
– Она подумала немного.
– Словом, покажешься в свете, дальше легче будет шагать.
"Нынче" Марьи Власьевны означало на третий день. Катя подумала, что, верно, не доживет до лотереи.
– Так ведь все на островах, двор в Петергофе, кто же будет жертвовать?
– удивилась Наташа.
– Да, момент не вполне подходящий, - согласилась Аргамакова.
– Так ведь мы лотерею устраиваем в Павловском вокзале, все и съедутся. Я уж и билетики разослала, а великая княгиня ко двору пошлет билеты.
Аргамакова стукнула чашкой по столу, довольная собственной придумкой. Катя размышляла, как скоро ей удастся приблизиться к цели, если подходить так издалека. Однако она понимала, что другого пути нет, и сам Бог послал ей ловкую и дельную Марью Власьевну.
– Теперь, душа моя, надобно тебя подготовить к выезду, - продолжала гореть московская барыня.
– Для чего? К чему подготовить?- тотчас ощетинилась мнительная Катя, подозревая нечто неблагопристойное.
– Одеть, как подобает, вот что!
– рассмеялась Марья Власьевна.
– А ты уж всполошилась!
– Это уж я сама, - решительно вмешалась Наташа.
– К чему вам лишние хлопоты?
Тут Аргамакова возвысила голос:
– Вот уж, матушка, уволь! Мне везти в лотерею, мне и одевать!
– И она хлопнула ладонью по столу.
– А на что же я?
– пылко возразила Наташа.
– Катя моя подруга, ко мне приехала...
Она вовсе не собиралась сдаваться.
– Стало быть, вместе едем!
– приняла соломоново решение Аргамакова.
– Сразу на Невский, в Английский магазин?
– Пожалуй, - согласилась Наташа.
Кате оставалось лишь подчиниться дружественному произволу разошедшихся женщин.
18.
Левушка томился в городском остроге, считая каждый час в ожидании, когда ему позволят свидание с Катей. Сергей Львович приезжал не однажды. Его впускали в любое время из уважения к его должности. Впрочем, порядки в остроге были провинциальные: то есть, не отличались строгостью, и это несколько расхолаживало юного Бронского. Он готовил себя к страданиям и лишениям, готовился стоически разделить судьбу несчастных декабристов где-нибудь в нерчинских рудниках. Юноша уверовал, что так ему назначено: невинно пострадать, спасая Катину честь. Цель благородная, в этом не было сомнения.