Волшебная нить

Тартынская Ольга

– Гвоздики в волосы еще надобно, я привезу, - бормотала Марья Власьевна, как куклу вертя туда и сюда послушную Катю.

– У меня есть гвоздики, - встряла Наташа, желавшая непременно поучаствовать в создании идеального образа.

– Должно быть не те!
– отрезала Аргамакова, старательно ощупывая ткань платья.

– Как не те?
– опешила Наташа.
– Пунцовые, махровые, какие же надобны?

– А вот не те! Не нужны махровые, куда их? Посправнее, надобно, убористее.

Наташа

лишь руками развела.

Платье подобрали, а туфельки и всякие мелочи отложили на завтра. Пора было ехать домой, к обеду, а у Марьи Власьевны еще оставалась пропасть дел, по ее признанию.

При оплате покупки разыгралась новая сцена. Наташа велела выписать счет на ее имя, но и тут почтенная дама проявила свою волю, рассчитавшись живыми деньгами. Госпожа Пашкова, однако, вытребовала себе право купить Кате остальное.

Выйдя из магазина на Невский проспект, Марья Власьевна наняла извозчика, а подруги сели в свой экипаж.

Это был второй день их "паломничества" в магазин. Катя нимало не загорелась прежним азартом и желанием принарядиться. Ей вспоминались набитые сундуки и ворохи краденого добра, которые были сложены к ее ногам атаманом, и тотчас делалось противно. Девушка поймала себя на том, что ей вновь, как в те роковые дни, хочется одеться в пажеский костюмчик, а косу убрать под берет. Однако ради спасения Левушки она подчинялась Аргамаковой, понимая, что той лучше ведомо, как следует действовать здесь, в Петербурге.

В городе стояла жара, и непривычная к столичной жизни Катя томилась по дому и лесу, по любимым озерам. Но более всего ее удручала картина страданий любимого юноши, которая рисовалась ей так ясно, словно она была там, в узилище. Верно, та нить, что их связала, имела свойство передавать и чувства и видения. И сны беспокоили бедняжку, не давали забыться в соблазнах и приманках столичной жизни.

Однако она с волнением ожидала своего первого появления в большом свете. Марья Власьевна явилась накануне, велела примерить все как есть и осталась довольна.

– Вот и ладно!
– хлопнула она ладонью по столу.
– Можно бы лучше, да нельзя. Утрем нос столичным гуриям! Наташенька, супруг-то твой вернулся? С кем едете в Павловск?

– С вами, Марья Власьевна. Пашков еще неделю будет в отъезде.

Наташа любовалась подругой и поправляла на ней жемчужные украшения, которые достала из своей шкатулки.

– Катя, ты подлинная греческая богиня!
– воскликнула она.
– Понимаю твоего Роб Роя!

– Наташа, опомнись, - осердилась девица.
– Что ты говоришь?

– Молчу, молчу!
– Наташа шутливо приложила палец к губам.

И вот настал день, от которого многое зависело в судьбе Кати и Левушки Бронского. С утра она была как в лихорадке. Марья Власьевна, приехав за ними, тотчас заметила:

– Трясешься, егоза?

Ничего! Первую песенку зардевшись спеть. Привыкнешь...

Оглядев Наташу, наряженную в тяжелое шелковое платье, почтенная дама сурово покачала головой.

– Ты, мать, на купчих, верно, насмотрелась? Ко двору, почитай, едешь, а там принят самый что ни есть аристократический тон. Смекай!

Наташа до слез покраснела:

– Это парижское, по последней моде, - пролепетала она.

– Стало быть, у нас своя мода!
– Марья Власьевна была непреклонна.
– Тебя надули магазинщики, с них станется. Меня слушай! Я, хоть и стара, а в этих делах разумею. Показывай, что у тебя еще есть!

Переворошив весь гардероб молодой хозяйки, Аргамакова остановилась на чудесном платьице из светлого ситца с искусственной веткой репейника у лифа. Она велела Наташе примерить, и, когда та облачилась, всплеснула руками:

– Что я говорила? Глядите!

Наташа подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела себя. Однако тотчас рассмеялась довольная:

– А я-то полагала его простоватым, деревенским!

– Аристократический тон, матушка, и есть строгая простота да изысканная скромность!
– назидательно подняла палец Марья Власьевна, но тотчас улыбнулась: - Ты и помолодела-то, душа моя.

– Верно, - кивнула Катя, любуясь подругой.
– Вовсе девочка.

– И бриллиантов навесила лишку, - добавила критически неуемная Марья Власьевна, и Наташа еще раз с сомнением осмотрела себя в зеркале. Нехотя сняла подвески, оставив серьги и фермуар.

Теперь все были довольны. Аргамакова спохватилась:

– Поторопитесь, поторопитесь-ка, сударыни! Кабы не опоздать на шестичасовой поезд.

– Мы едем железной дорогой?
– удивилась Наташа.
– Для чего?

Марья Власьевна вдруг смутилась, и лицо ее обрело детское выражение:

– А хочется проехаться: ни разу чуда этого не видела... Да и быстрее будет!

Подруги переглянулись, улыбаясь, и не стали возражать.

21.

Катя тоже не видела этого чуда и с любопытством озиралась кругом.

– Мы не испачкаемся?
– с сомнением покосилась она на паровоз, за которым змеилась цепь из двенадцати вагончиков.

Устроились в закрытом вагоне, чтобы прятаться от сажи и пыли, однако окна оставались открытыми. Поезд пестрел нарядными платьями дам, их кружевными зонтиками, косынками, яркими галстуками щеголеватых молодых людей. Среди путешествующих было много отцов семейств с женами и детьми, знатных семейств. Все ехали, верно, в Павловск на благотворительную лотерею.

Марья Власьевна устроилась возле окна и с восторгом следила за убегающими пейзажами, словно ничего подобного в жизни не видела. Наташа поглядывала на обеих спутниц с мягкой улыбкой.