Волшебная сказка Нью-Йорка
Шрифт:
— Это все из-за ее ухажера.
— Ну, ухажер, ну и что. До слез-то малышку зачем доводить.
— Я пытался наставить ее на истинный путь.
— Ну еще бы, ты же у нас крупная шишка, тебе все пути видать. Какого черта ты лезешь не в свое дело.
— Она пришла сюда с ухажером, по которому сразу видно, что он дешевка. Я таких за милю чую.
— И что из того. Кто к нам еще-то ходит, одни дешевки.
— Гарри, мальчик мой, это ты мистера Ван-Гроба и его гостей называешь дешевками.
— Да, Фрицик, мой мальчик, именно их я называю дешевками. А кто он, черт побери, такой. Тоже
— Попридержал бы язык при женщине. Мистер Ван-Гроб известный филантроп.
— Ты его только титулами не награждай. Гондоны он делает и все.
— Гарри, мальчик мой, ты это уже говорил, не надо повторяться.
— А мне нравится, как это слово звучит, Фрицик, мой мальчик.
— Ну ладно, я занят. Я как-никак мажордом. Нам следует убрать этот столик.
— Почему бы тебе не оставить малышку в покое.
— Нам следует убрать этот столик.
— Мы разве кого-нибудь ожидаем. Зачем нам столик.
— Послушай, Гарри, мальчик мой, кто здесь распоряжается, ты или я.
— Нет это ты послушай, Фрицик, мой мальчик, оставь малышку в покое, я тебе говорю.
— А я приказываю тебе убрать все с этого столика.
— Мне казалось, ты хочешь помочь малышке.
Фриц задирает подбородок и машет раскрытой кверху ладонью в сторону содрогающейся Шарлотты Грейвз.
— Она все еще думает, что парень, который ее бросил, что-то собой представляет. А он дешевка. Дешевая мелкая душонка.
— Ну вот что, Фриц, кончай. Ты обижаешь малышку.
— Любая малышка, которая ходит с такой дешевкой, заслуживает, чтобы ее обижали.
Гарри делает шаг вперед, вплотную приближая задранное лицо к кончику Фрицева носа.
— Еще раз тебе повторяю, Фрицик, мой мальчик, угомонись. Может, ты тут и распоряжаешься. Но малышке ты досаждать больше не будешь. Потому что я тебе врежу. Есть такое слово. Когда-нибудь слышал его.
— Попробуй только тронуть меня и ты уволен.
Гарри подносит дрожащий узловатый кулак к самому глазу Фрица. Настоящая братская любовь всегда начинается с хорошей затрещины.
— А ты попробуй сказать малышке еще одно слово, и я так тебе врежу, что ты вылетишь прямо вон в то окошко. Можешь не сомневаться.
— Какой крутой.
— В данном случае. Да.
— Ну, смотри. Гарри, мой мальчик.
— Сам смотри.
— Я-то посмотрю. Не волнуйся.
— Давай, Фрицик, мальчик мой, давай. А то я уже волнуюсь.
— Убери столик, как я велел, только и всего.
— А ты оставь малышку в покое, только и всего.
— Убери столик, только и всего.
Фриц удаляется в буфетную, оглядываясь через плечо. Возможно, заметил меня в окошке, через которое Гарри обещал его выкинуть. Когда тебя вышибают сквозь такое узенькое отверстие, это, наверное, больно. Если бы не недавняя размягчившая мой мозг потасовка, от которой я толком еще не оправился, я бы непременно вернулся назад, чтобы спеть им песню ликующих кулаков, и не одну. Но я считаю, что пока кулаки не окрепли как следует, приступать к чтению курса лекций о невоспитанности нет никакого смысла. Ибо подобные лекции должны быть доступны широкой публике. Которая в наши дни состоит преимущественно из дикарей.
Гарри наклоняется к Шарлотте Грейвз. Сгребая со стола
— Простите, деточка, я вынужден так поступать. Да вы не расстраивайтесь. Со всяким случается, если не каждый день, то уж раз в жизни непременно. А этого дурака не слушайте, кабак наш — дыра дырой, можете мне поверить. Такие же тараканы по всей кухне шныряют, как и везде. С дружком-то вашим мы поневоле так неприветливо обошлись. Все потому, что хозяин думает, будто, внушив паре-тройке людей, что им тут не место, он сумеет превратить эту рыгаловку в шикарное заведение. Мечтатель. Я тут просто уберу кое-что. Чтобы вашим локтям было просторнее. Я понимаю, запоздал я с объяснениями. Но поверьте, я лично против вашего друга ничего не имею. Вот, хотите розу.
— Спасибо.
— Слушайте, знаете я вам чего скажу. Почему бы нам с вами не пойти куда-нибудь. У меня как раз рабочий день кончается. Тут неподалеку есть отличное место, всего две мили по шоссе. Там интересное шоу, развеетесь. Как вы насчет этого, а?
— Нет, спасибо.
— Слушайте, уж вы мне поверьте, он ушел. Дружок-то ваш, ушел, не вернется. Сам сбежал, а вас здесь бросил. Совсем одну. Пойдемте. Хотите, можно поехать в какое-нибудь местечко потише. Чтобы свет был неяркий. А я вас потом домой провожу. До самого порога.
— Я не могу.
— Ну, как хотите. Ладно, мне еще работать надо. Столик этот прибрать. Скатерть снять, стулья унести, да в общем и сам столик тоже. Так что ждать вам тут нечего. Такие, как он не возвращаются. Чего же зря ждать, время тратить. Слушайте. Ну правда, давайте куда-нибудь вместе сходим. Ладно, как хотите, сестричка, больше предлагать не стану. Ваше дело. Только говорю вам, не ждите, зря потеряете время. Знаете что, малышка. Хотите, я вам яблоко принесу. А то дико на вас смотреть, как вы сидите здесь попусту.
— Мне хорошо, спасибо.
— Ну съешьте яблоко. Бесплатно. Нет? Тогда хоть жевательной резинки возьмите.
Из нагрудного кармана Гарри вытаскивает зеленый пакетик. Сдирает обертку. Разворачивает станиоль. Протягивает Шарлоте Грейвз тонкую серую палочку. Она трясет головой. И тут распахивается дверь буфетной. Фриц. Задрав подбородок, озирает свои владения темно мерцающими глазами. Гарри, повернувшись, наставляет на него палец.
— Видишь, что ты наделал. Она теперь ни на что не согласна.
— Столик должен быть убран, только и всего.
— Всего, всего, заладил.
Гарри, что-то бурчит под нос. Унося поднос. Нагруженный маленькой вазой и пиршественными приборами. Красная роза осталась у Шарлотты в руке. Фриц воздвигается над ее золото-русым локтем.
— Вот что, мисс, я человек подневольный, я обязан делать свою работу. Вы этого лакея не слушайте. Ему только и нужна какая-нибудь невинная деточка, которая не понимает, что делает, когда идет с ним на свидание. У него трое детей. Я сам считал. И жена, такая толстая, что ходить и то не способна. Он даже не может подобраться к ней поближе, чтобы поцеловать. И поделом ему. Сами видите, никому теперь верить нельзя. Вынужден забрать у вас скатерть. Я уже говорил, я человек подневольный. Собственно, как и лакей, вот дал он вам розу, а разве она ему принадлежит.