Волшебник Хуливуда
Шрифт:
Самооправдание всегда и во всем стало единственной религией, которую исповедовал Радецки, оно стало для него стилем жизни, тогда как самое жизнь он считал всего лишь мрачной шуткой и не ставил ни в грош.
И от имени Раймонд Радецки он отказался.
Возле кресла, в котором он сидел, стоял черный «дипломат», на котором золотыми буквами было выведено его нынешнее имя: "Бенну Рааб".
Имя Бенну было взято из древнеегипетского вероучения. Так египтяне называли душу верховного бога Ра, бывшую вожатой для остальных
Разумеется, это был всего лишь псевдоним – может быть, даже артистический псевдоним, какими в Хуливуде щеголяет едва ли не каждый.
Между Раймондом Радецки из Дейтона, и Бен-ну Раабом из Голливуда, пролегла дистанция огромного размера: полдюжины других имен, полдюжины стран, сотня хитроумных замыслов и поступков, все что угодно – начиная от шантажа, вымогательства, похищения детей и кражи со взломом и заканчивая заказными убийствами.
Они сидели в студии у Дженни Миллхолм, – это было залитое солнечным светом и заставленное всем, чему положено находиться в мастерской у художника, помещение.
На кофейном столике, разделявшем собеседников, красовались мумифицированная обезьянья лапа и тщательно расписанный человеческий череп.
Повсюду были разбросаны фотографии мальчика лет шести-семи – и в серебряных рамочках, и в кожаных, и в фанерных.
На стенах висели броские картины, на которых были изображены женщины, оплетаемые и терзаемые змеями, экзотические животные и плотоядно ухмыляющиеся демоны, сжимающие в руках и в лапах вздыбленные подобно копьям мужские члены, маленькие дети, улетающие, бессильно простирая ручонки, в охваченную вихрем бездну. Стен на все картины не хватило и часть из них лежала стопками на полу.
Дженни смотрела то на картины, то на фотографии мальчика, то на Рааба.
А он раскладывал перед художницей ее собственные фотопортреты размером четыре на пять дюймов.
– Это для меня очень важно, – сказала она.
– Тот снимок, который я выберу, будет помещен в брошюре, рекламирующей мое персональное шоу.
– Это понятно. Вот, посмотрите-ка. Смахнув прядку волос со лба, она всмотрелась в фотографии, прядка тут же упала, и она вновь смахнула ее; осмотр фотографий занял немало времени.
– А вы их ретушировали? – спросила она.
– Я бы мог их отретушировать, если вам угодно, но большинству заказчиков это не нравится. Ведь зритель сразу соображает, что здесь что-то не так.
– А лупу вы прихватили?
Он достал футляр, положил его на стол, раскрыл, достал лупу. В футляре находились также телеобъективы, радиотелефон и тому подобное.
Подавшись вперед, она прикоснулась пальцем к набору миниатюрных инструментов, включая ножи.
– Прошу вас, не надо. Она отдернула руку.
– А что
– Инструменты для мелкой починки камеры. Он выхватил из футляра ювелирскую лупу и подал ей.
Она вновь смахнула прядку, поднесла лупу к глазу и всмотрелась в первый из снимков. А он невозмутимо уставился на ее макушку.
Оторвавшись от фотографии, она пристально посмотрела ему в глаза.
– Но этот снимок вы уже отретушировали, не так ли?
– Что вы хотите сказать?
– Кто-то его разрисовал. Рот слишком грустный, а в глазах застыл ужас.
Выдержав ее взгляд, он затем принял у нее лупу, поднес к глазу и склонился над фотографией. Он просидел с лупой долгое время, хотя на самом деле его ничуть не интересовало то, на что он смотрел.
– Это ваши глаза и ваш рот, точь-в-точь такие Же, как в жизни. Да и с какой стати мне было бы разрисовывать вашу фотографию?
– Может быть, не вы, а кто-то еще. Вы сами проявляете негативы?
– Нет, как правило, отдаю в лабораторию.
– Ну вот, – сказала она таким тоном, словно он только что подтвердил ее подозрения.
– Но с какой стати кому-нибудь в фотолаборатории пришло в голову ретушировать ваши снимки?
– Это-то и есть самое интересное, не правда ли?
Совсем тетка спятила, подумал он.
– Можно повторить съемку, – предложил он.
– За дополнительную плату?
– Но не такую большую, как в первый раз, хотя да, конечно же. Ведь у меня расходы. Материалы и мое время.
– Кроме того, даже если мне это только почудилось, рот все равно слишком грустный, а глаза слишком испуганные.
– Я ведь просил вас улыбнуться, но вы не захотели.
Она шлепнула себя по лбу, словно ее разозлила мысль о том, что ответственность за неудачный фотопортрет он перекладывает на нее.
Так в чем же тут дело, подумал он. В обыкновенном тщеславии? Снимки не нравятся ей, потому что она не прочь выглядеть моложе, свежее и краше, чем на самом деле.
– На следующем сеансе я постараюсь улыбнуться, – сказала она. – И я попросила бы вас после этого проявить и отпечатать фотографии собственноручно.
Он ответил не сразу.
– Ну, если вам так угодно.
– Да уж, попрошу вас. Мне действительно хочется, чтобы вы занялись этим сами.
– Но почему же?
– Мне бы не понравилось, если бы мои фотографии появились у кого-нибудь без моего ведома.
Он уже хотел было спросить у нее, с какой стати могут понадобиться ее фотографии технику из фотолаборатории, но в последний момент раздумал. Манию преследования в свободном, переходящем в бесконечность полете он умел идентифицировать там, где с нею сталкивался. И умел зарабатывать на ней лишние деньжата, – имел в этом плане немалый опыт.
– Вам кажется, будто я чрезмерно мнительна? – спросила она.
Он пожал плечами.
– Уже не в первый раз кто-то пытается обзавестись моими фотографиями.