Волшебник Линна: Романы
Шрифт:
Он помолчал, и, пока Лидия слушала, открыв глаза и осознавая глубину своего поражения, твердо сказал:
— На своего сына, лорда Крэга, я возлагаю совместное со мной управление Линнской империей и даю ему титул лорда-правителя. Этот титул не подчинен моему, как лорд Крэг не подчинен мне, за исключением границ, связанных с подчинением сына отцу.
Лорд-правитель снова помолчал и улыбнулся странной бледной улыбкой на своем угрюмом лице, потом продолжал:
— Я знаю, что вы вместе со мной будете радоваться этому счастливому известию и быстро утвердите — я надеюсь, сегодня же — это назначение, так чтобы мой сын обладал
Он поклонился и сошел с помоста. Наступила тишина. Аудитории, казалось, потребовалось время, чтобы понять, что он кончил. Но когда начались аплодисменты, они звучали яростно до тех пор, пока он не покинул мраморный зал.
9
Лорд Крэг читал письмо Клэйна с хмурой улыбкой. Он понял, что молитва была использована мальчиком, чтобы замаскировать более важное сообщение, и необходимость в такой уловке удивила его. Она придавала вес документу, с которым обычно такие планы не связываются.
Важной особенностью плана было то, что он требовал лишь незначительного изменения в расстановке войск. Целью плана была атака. Но добавлялся невероятный психологический фактор. В пользу плана говорил взрыв одиннадцати космических кораблей с водой. Со времени взрыва прошло два года, но феномен так и остался необъясненным.
Крэг долго размышлял над тем местом письма, где утверждалось, что присутствие армии короля Винатгина в Ослин не было случайностью, оно было вызвано предательством. «Я просидел взаперти два года, — горько думал он, — сражаясь с превосходящими силами противника, потому что моя мачеха и ее толстяк-сын стремятся к неограниченной власти».
Он видел себя мертвым, а лорда Тьюса — наследником лорда-правителя, Мысль эта показалась ему отвратительной. Он резко и решительно вызвал к себе храмового ученого, прикомандированного к армии, человека, известного своим знанием Марса.
— Как быстро движется в это время вода по каналу Ослин?
— Примерно пять миль в час, — был ответ.
Крэг обдумал его. Примерно сто тридцать миль в марсианский день. Достаточно трети или даже меньше. Если посвященный металл бросить примерно в двадцати милях к северу от города, эффект будет достигнут как раз в момент давно планируемого наступления. «Никакого вреда не принесет такое изменение плана», — успокаивал он себя.
Армия все еще готовилась к наступлению, когда с Земли пришла новость, что Крэг назначен лордом-соправителем. Новый правитель линнской империи сообщил об этом в скромном коммюнике и тут же удивился результату. Куда бы он ни шел, солдаты встречали его приветственными криками. Служба безопасности уже доносила ему, что войско ценило то хладнокровное мастерство, с какой он вывел армию из западни в момент первой высадки. Но теперь он чувствовал себя объектом личного преклонения.
В прошлом он изредка встречал офицеров, вызывавших у подчиненных дружеские чувства. Впервые он сам стал его объектом. И сразу оказались оправданными годы тяжелой полевой жизни, напряженная работа среди множества измен. Как друг и старший товарищ, как главнокомандующий и собрат по оружию, лорд-соправитель Крэг Линн в день наступления обратился к своим людям со специальным посланием.
«Солдаты Линна! День и час победы близок. У нас достаточно сил и вооружения для достижения любой цели. В эти мгновения перед решающей битвой вспомним еще раз, что цель победы —
Крэг Линн, лорд-соправитель».
Исход второй битвы при Ослине никогда и не вызывал сомнения. В утро битвы жители города, проснувшись, обнаружили, что канал шириной в милю и все мелкие каналы заполнены кипятком. Пар густыми облаками поднимался над городом. Он скрывал космические корабли, спускавшиеся прямо на улицы. Он скрывал солдат, выгружавшихся из кораблей. К середине утра солдаты короля Винатгина начали сдаваться в таких количествах, что королевская семья не могла бежать. Монарх, плача от стыда, попросил защиты у линнского офицера, который под охраной отвел его к лорду-соправителю. И побежденный король упал к ногам Крэга и затем, помилованный, но закованный в цепи, стоял как пленник на холме рядом с победителем и смотрел на крушение военной мощи Марса.
Через неделю сдались все крепости, кроме одной, в далеких горах, и Марс был завоеван. В разгар триумфа в сумерках одного дня отравленная стрела вылетела из тени здания в Ослине и пронзила горло лорда Крэга. Он умер через час в страшных мучениях, а убийца так и не был найден. И когда три месяца спустя известие о его смерти достигло Линна, обе стороны действовали быстро. Лидия приказала убить двух рабов, знатоков химии, и курьера через несколько часов после известия о победе Крэга. Теперь же она послала убийц к двум рыцарям и патрону, помогавшим ей вскрывать письма. Одновременно она велела Тьюсу покинуть город.
Когда солдаты старого лорда-правителя явились, чтобы арестовать Тьюса, предупрежденный, он уже находился на борту своего корабля. И его бегство вызвало первый приступ ярости у правителя. Он решил отменить свой визит к Лидии. Медленно тянулся первый день, и в нем постепенно крепло мрачное восхищение женой: он понял, что теперь, после смерти Крэга, не может разорвать с ней отношения. Он решил, что не она организовала убийство Крэга. Какой-нибудь испуганный приверженец, боясь за себя, действовал на свой страх и риск; а Лидия, прекрасно понимая ситуацию, лишь постаралась смягчить ее. Для империи разрыв с ней мог оказаться роковым. Когда она со свитой явилась, чтобы выразить ему соболезнования, он уже принял решение. Лорд-правитель со слезами на глазах взял ее за руку.
— Лидия, — сказал он, — для меня это ужасный момент. Что ты предлагаешь?
Она предложила объединить государственные похороны и триумф. Она добавила:
— К несчастью, Тьюс болен и не может присутствовать. Похоже, что болезнь удержит его надолго.
Лорд-правитель понял, что она смиряет свои честолюбивые устремления относительно Тьюса, по крайней мере, на время. Это была большая уступка, и необходимая, в связи с его решением замять все дело.
Он наклонился и поцеловал ее руку. На похоронах они рядом шли за гробом. И поскольку мозг его мучился сомнениями относительно будущего, он продолжал спрашивать, что теперь? Это была агония нерешительности, сознание ограниченных возможностей стареющего человека.