Волшебники: антология

Джонс Диана Уинн

Старик засмеялся и топнул ногой:

— Они не оскорбляют тебя, они просто говорят о тебе. А многие из них даже этого не делают, — сказал он, медленно наклонив поезд влево, а затем повернул самое верхнее и маленькое колесо вправо. Состав дернулся и заметался, как заблудившийся корабль в полночном океане, безмолвно кричащий звездам и равнодушному ночному небу. — Но многие говорят, — продолжал машинист, — и не все из них даже знают тебя.

— Это не имеет смысла.

— Все не имеет смысла, — пришел ответ. Машинист подождал несколько секунд, уставившись

в стену паровозной топки, а потом сказал:

— Я слушаю их каждый день.

— Что они говорят обо мне?

— Не могу сказать.

— Не можешь или не хочешь?

— Не хочу. Не могу. Какая разница.

— Для меня большая.

— Не повезло тебе, сержант. Меня не проведешь. — Старик положил локти на колеса, вытащил платок из заднего кармана, вытер лицо и опять стал смотреть в стену. — Нет… не проведешь, — произнес он еще раз, взялся за второе по величине колесо и размашисто, быстро отправил его чуть ли не в полный оборот. Затем ребром ладони, четко поставленным ударом, сдвинул целый ряд рычагов.

Поезд дернулся. Машинист перевел взгляд на стену:

— Так-то лучше.

Потом крутанул колесо снова, в этот раз менее резко, умудрившись в то же время засунуть платок в карман.

Эбботт поднялся на ноги и осторожно подошел к машинисту:

— А на что ты там постоянно смотришь? Не обернувшись, старик осведомился:

— Это имеешь в виду?

Он постучал по маленькому экрану, установленному в стене прямо над колонной управляющих колец.

— Вот именно из-за этого я не должен останавливать поезд. И двигаться как угодно, но только не по прямой. — Он махнул Полу рукой, — Иди посмотри.

Это и впрямь оказался экран телевизора.

— Ты смотришь телевизор? — Эбботт не знал, смеяться ему или плакать. — Ты смотришь телевизор, продираясь на паре сотен тонн металла через цивилизацию?

— Не-а, — сказал старик. — Это не телевизор. Глянь-ка вместе со мной.

На экране разворачивалась какая-то драка или перебранка между двумя огромными, полностью обнаженными фигурами. Эбботт не мог понять, мужчины это или женщины, так как у них не было грудей, видимых гениталий и лобковых волос. На самом деле у этих существ вообще не оказалось волос — ни на голове, ни на лицах, ни под мышками. Тела блестели, лоснились от пота. Две массивные скользкие фигуры с первого взгляда казались обрюзгшими и жирными. Тем не менее, присмотревшись, Пол не увидел никаких складок — только упругие мускулы.

Одно существо — различить их было невозможно — вышло из угла и двинулось мимо дальней стены большой комнаты, тогда как другое уверенно стояло в центре. Оба раскинули руки — пальцы сложены, как будто что-то ухватили, — колени согнуты, точно существа старались удержать равновесие.

— Держись! — Старик крутанул кольцо вправо.

Эбботт протянул левую руку и ухватился за желобчатый поручень, закрепленный на уровне его головы в стене.

В это же время фигура, находившаяся в центре, опрокинулась назад и скользнула к стене. Другая упала в противоположную сторону.

Старик вновь повернул колесо, теперь направо. Другой

рукой он переместил длинный рычаг и сдвинул одно из колец.

Одно существо осталось у стены, другое укатилось назад. Теперь они оказались в противоположных углах комнаты.

Эбботт посмотрел наверх, потом назад, в глубине души ожидая, что эти создания окажутся прямо за ним.

— Они… они же здесь, так? Здесь, на поезде.

— Правильно.

— Кто они? Что они делают?

— Ссорятся.

— Чего?

— Ссорятся… Препираются.

— А о чем?

Машинист хихикнул, а потом отрезал:

— Обо всем! — и опять засмеялся.

Эбботт понаблюдал, как фигуры на экране угрожающе ходят вокруг друг друга, как их бросает из стороны в сторону, как они балансируют на полу, удерживаясь за стены, без какого-либо раздражения или враждебности. Ни крови, ни боли, ни даже видимого неудобства.

— А кто, или что, они?

— Это, молодой человек, Надежда и Отчаяние. Ну а почему они ссорятся?.. Э-э, они всегда ссорились. Для них больше ничего не имеет смысла. Боже, думаю, они не остановятся и не сойдут с поезда, даже если смогут. — Он взглянул на Пола и добавил: — Никогда не остановятся. — Потом вновь отвернулся. — Они — прирожденные враги. Каждый — противоречие другому. Они не могут существовать в гармонии просто по определению.

Эбботт наблюдал за стариком, а тот сосредоточился, ворочая колеса. Время от времени он нажимал то на одну, то на другую большую педаль, совершенно бессистемно передвигал рычаги и подбрасывал в топку новые порции снов. Когда дверь топки открылась, Пол заметил, что они совершенно не дают жара.

— Это их имена? Надежда и Отчаяние? Старик покачал головой:

— У них нет имен. Это их сущность. — Он на секунду распрямился и одарил Эббота улыбкой, прежде чем снова вернуться к кольцам и экрану. — Они ссорятся уже вечность. Я не должен допустить, чтобы кто-нибудь из них победил. На самом деле я не должен допустить, чтобы они даже прикоснулись друг к другу.

— А как ты различаешь, кто из них кто? — поинтересовался Эбботт, решив не входить в зыбкое болото других вопросов.

— Не различаю. Это не имеет значения.

— А что произойдет, если одно из них все-таки победит?

— Не победит. По крайней мере, не в мою смену.

— А когда кончится твоя смена? Старик пожал плечами.

— А когда началась?

Он снова пожал плечами:

— Не знаю. Давно. Я занимаюсь этим, с тех пор как себя помню.

— Ты всегда вел поезд по глуши…

— Нет. Не по глуши. Я вел поезд, но мало кто его видел, и никто никогда не был на нем. Кроме меня, естественно. И, — он кивнул на экран, — их двоих. Но теперь… все изменилось. Все не так, как раньше. Теперь появилось множество людей, которые видят то, что никогда не видели прежде. — Машинист повернулся и пристально поглядел Полу в глаза. — Наступили плохие времена, сержант, очень плохие.

Старик вновь провернул пару колес. Существа на экране закувыркались по полу, разлетаясь к разным стенам, а машинист обыденно пояснил: