Волшебники Гора
Шрифт:
— Теперь это всего лишь вопрос времени, — проворчал Марк, — когда оружие будет признано полностью вне закона в городе.
— За исключением тех, кто будет уполномочен носить его, — добавил я.
— Косианцев, — выплюнул юноша.
— В том числе, — не стал спорить я.
— Ты заметил, как он заинтересовался нашим занятием? — осведомился он.
— Конечно, — признал я.
— Не далёк тот день, — предположил мой друг, — когда снова появятся законы о таких вещах, как бумаги, разрешения, остраки и прочие изобретения.
— По крайней мере, я бы этого не исключал, — отозвался я.
По правде говоря у меня были кое-какие идеи
— Это будет ещё хуже чем при Гнее Лелиусе, — заметил мой друг.
— Гораздо хуже, — не мог не согласиться я, мимоходом подумав, что сам Гней Лелиус сейчас был где-то в пути на Кос, а возможно, даже уже на острове.
— Похоже, теперь только Мило может спасти Ар, — проворчал Марк.
— Не будь таким пессимистом, — посоветовал я.
Сам я скорее наслаждался тем, как во время вчерашнего спектакля прославлялся Кос и, фактически, Луриус из Джада. Постановка было отлично отрепетирована, хорошо организована, блестяще костюмирована, и выразительно сыграна. В действительности, трудно получив тысячу актеров на свою сцену, не получить внушительного результата. Также, я должен был признать, несмотря на мои опасения относительно того, что Мило был слишком красивым человеком, но играл он свою роль неплохо. Конечно, поначалу было несколько нелепо смотреть на Луриуса из Джада, по жизни жирного слизняка и пародию на мужчину, уж это-то я как-то имел возможность видеть лично, изображаемого таким богоподобным товарищем как Мило. Впрочем, это было сделано, в конце концов, в интересах драмы, и артистическая вольность, насколько я понимаю, в некоторых случаях позволяет так погрешить против действительности.
— Кажется, этот спектакль продлилась не меньше пяти анов, — заметил Марк.
— Скорее не больше трёх, — усмехнулся я. — А как тебе понравился тот парень, который играл злого и вероломного Гнея Лелиуса?
— О да, — протянул Марк. — До этого времени я не понимал, что даже взбесившийся слин не смог бы быть настолько злым.
— Но кстати, я заметил, что Ты как-то мало внимания уделял самому действию на сцене, — улыбнулся я.
— Возможно, Ты прав, — признал Марк.
— Похоже, до вчерашнего вечера Ты просто не понимал, что Феба может оказаться столь привлекательной, оказавшись полностью скрытой под одеждой, — заметил я.
— Но абсолютно голой под этой одеждой, — напомнил мне он.
— Кажется, Ты не мог дождаться, когда мы доберёмся до дома, чтобы заняться ею основательно, — предположил я.
— Возможно, — ничуть не смутился Марк.
Стоило только Фебе переступить порог нашей комнаты в инсуле, как он сорвал с неё ту ткань, что мы на неё намотали и, шнырнув девушку животом на набитый соломой тюфяк, с радостным криком набросился на неё.
— Как думаешь, а другие знали, что она под одеждой голая? — полюбопытствовал мой друг.
— Судя по взглядам и экспрессии, я думаю, что парочка свободных женщин подозревала это, — усмехнулся я.
Помнится, одна из них прошипела Фебе: «Рабыня!», на что невольница опустив голову смогла только прошептать: «Да, Госпожа». Конечно, у знающих людей не возникало особых трудностей с тем, чтобы определить, что Феба была рабыней. Например, на это указывали торчащие из-под края покрывала обнажённые ноги. Кроме того, во время перерывов Марк ставил девушку на колени у своих ног.
— Пусть они сами поползают голыми у ног
— Свободные женщины? — уточнил я.
— Хорошо, — раздраженно буркнул мой друг, — пусть на них сначала наденут ошейники.
— Было бы неплохо, — признал я.
Честно говоря, приятно видеть свободных женщин в таком затруднительном положении. Это помогает им понять, сколь мало отделяет их от судьбы рабынь.
— Но Мило мне не понравился, — заявил Марк.
— Ты просто сердишься из-за того, что он — такой красавчик, — указал я.
— И постановка была паршивой, — добавил он.
— Ничуть не бывало, — не согласился я.
— Это была пустая трата денег, — проворчал юноша.
— Фебе там понравилось, — заметил я.
— Что она в этом может понимать? — отмахнулся Марк.
— Она — очень умная и образованная женщины, — напомнил я.
— Она — рабыня, — буркнул он.
— В настоящий момент, — напомнил я.
Многим гореанам нравится владеть умными образованными женщинами. Что и говорить, приятно иметь их у своих ног, полностью принадлежащих вам, нетерпеливо выпрашивающих чести доставить вам удовольствие, знающих также и о том, что если они не сделают этого, то будут наказаны. Безусловно, тысячи женщин самых разных типов превращаются в превосходных рабынь, и каждая по-своему неповторима.
Вчерашний поход в театр стоил нам трёх полных медяков, один из которых был входной платой Фебы. Премьеру этой постановки, показанную несколько дней назад, посетила сама Талена. Достать остраку именно в тот день у меня не получилось, похоже, их количество было сильно ограничено. Но, заняв позицию на её пути к театру, смешавшись с толпой, я рассмотрел, правда, только издалека, её паланкин, занавески которого были задёрнуты. Несли паланкин, кстати, не рабы, а крепкие мужчины, очевидно, из штата Центральной Башни. Кроме того, паланкин был окружен плотным кольцом гвардейцев, как Ара, так и Коса. Это показалось мне интересным. Убаре, столь популярной в городе, по-видимому, не должна была требоваться такая мощная охрана. Позади паланкина, на тарларионах восседали Серемидий, ещё недавно верховный генерал Ара, а ныне, в мирные времена, просто первый министр ёе величества Убары, и Мирон Полемаркос из Темоса. Серемидий, как и следовало ожидать, оставаясь старшим капитаном гвардии, сохранил свою команду дворцовой гвардии, таурентианцев. По моим сведениям в городе насчитывалось около двух с половиной тысяч этих товарищей. Саму Талену я так и не увидел, поскольку свой паланкин она покинула уже внутри внешнего зала театра, от улицы скрытого. То, что она теперь носила косианские наряды, я слышал, но лично на ней их не видел.
Теперь мы достаточно ясно могли расслышать музыку флейт.
— Ого! — пораженно выдохнул я.
Я даже представить себе не мог, как много было сделано с момента моего последнего посещения этих мест. Гигантская брешь, более чем четыреста ярдов шириной, зияла в стене. Нижний край бреши пока ещё не опустился ниже сорока — пятидесяти футов. Края пролома сужались от вершины стены, находившейся в этом месте приблизительно в ста двадцати гореанских футах над поверхностью земли. Брешь, словно муравьями, была облеплена фигурками людей. То и дело, один за другим вниз, на внешнюю сторону подали камни. Я услышал, что там они тоже не задерживались, а грузились на фургоны и вывозились. На стенах хватало не только мужчин и парней, но также и женщин и девушек.