Волшебное наследство
Шрифт:
Оружейник все не переставал сыпать проклятиями, и тут пан Пруба, повернувшись к Виту, предложил:
— Хорошо бы тебе, голубчик, как-нибудь заставить его замолчать. Нам самое время приступить к действиям, ученики и подмастерья истомились, сидя в домах, как бы не случилось какой оплошности, а тогда все повернется непредсказуемым образом.
— Пан Рупрехт Борек! — снова крикнул Вит. — Сядьте на мостовую и замолчите!
Хоп! С высоты своего роста оружейник всей тяжестью трахнулся наземь, так что конь герцога в испуге поднялся на дыбы. И наступила такая тишина, словно на рот Рупрехта
Бежать! Бежать! Это слово беспрестанно звенело в ушах герцога. Но неужели оруженосцы не в состоянии его защитить? Какая бессмыслица! Наверное, мальчишка и на самом деле обладает волшебной силой! Но может, ему легко справиться с одним человеком, а такое множество солдат не одолеть?! Словом, чем тревожить себя подобными мыслями, лучше разом покончить с этой комедией. Герцог уж готов был отдать приказ о наступлении, но пан Пруба его опередил. Внушительный голос мастера прогремел над всей площадью:
— Янек Псарь, слушай! Сенат города Дом вновь взял в свои руки власть, которую ты пытался добыть мошенничеством, хитростью и насилием. За такие действия расплачиваются головой. Однако мы не желаем, чтобы обретенную нами свободу обагрила чья-либо кровь, чтоб за нее расплачивались жизнью, хотя мы готовы принести в жертву и то, и другое. Ты царствовал как тать, лиходей, убийца и поджигатель, натворил много бед, которые может залечить только время. Все это будет забыто, а тебе даруют помилование, коли ты, не сопротивляясь, примешь мои предложения. От имени домского сената я предлагаю тебе, Янек Псарь, вместе со своими наемниками немедленно покинуть пределы нашего города, отступив от городских валов на расстоянии трех дней пути. Своим отказом ты причинишь большое зло, и тебе самому не сносить головы.
Пан Пруба еще не договорил, а герцог начал хохотать как безумный.
— Да кто ты есть, галантерейщик! — кричал он высоким, срывающимся голосом. — И что такое этот твой сенат, как он смеет давать мне такие указы? Треть сенаторов уже сидит в моем подземелье, мы бросим туда же и тебя вместе с твоими пособниками. Погляди на мое войско: одно слово, кивок головы — и они рассекут вас на куски. С ума ты сошел, галантерейщик, и не моей, а твоей голове пропадать, и за дерзость твою не будет тебе ни малейшей пощады. Но наперед я покажу еще тебе и всему этому безумному городу, что такое власть и сила, чтобы раз и навсегда отучить непокорных думать о бунте.
Пока герцог говорил, кум Матей подскакивал на месте, будто стоял на горячих угольях.
— Не говори ему больше ни слова, пан Гинек, — уговаривал он галантерейщика, — подавай знак!
Вит чувствовал, что пан Пруба не спустит герцогу и кончится это препирательство тем, что мастер вынет меч из ножен, и начнется кровопролитие.
Поэтому, обратившись к галантерейщику, Вит промолвил:
— Послушайте, мастер, я знаю, вы не хотите, чтобы пролилась кровь. Позвольте мне, я попытаюсь это предотвратить.
Галантерейщик с сомнением усмехнулся.
— Ты считаешь, — произнес он снисходительным тоном, — это тебе удастся? Впрочем, попробуй! Всегда полезно испробовать все мирные средства, прежде чем браться за оружие.
— Мне повезет, я верю, мастер! — ответил Вит, разрумянившись от радости
Герцог взвился в седле, словно его шилом в одно место кольнули, и вдруг, как бы с перепугу, поднял руки. Но было уже поздно. Шляпа, роскошная шляпа со страусиными перьями, оскорблявшая вкус Вита, привыкшего к скромности, поднялась и полетела — точно так, как это случилось, когда мальчик и герцог встретились впервые. Площадь ахнула от удивления, а потом разразилась смехом. Ибо на сей раз следом за шляпой отправился и парик с длинными кудрями, и в лучах восходящего солнца, выкатившегося из-за крыш домов, окружавших площадь, заблестел багровый лысый череп герцога. Шляпа улетала все выше и выше, направляясь в сторону фонтана, покружила над статуей Нептуна и вдруг опустилась на его каменную голову.
На площади снова послышались смешки, сперва несмелые, словно только-только брызнувший дождь, а потом все более громкие, словно прорвались сдерживавшие смех шлюзы. Смех звучал все громче и громче; сперва засмеялись люди, выглядывавшие из окон: сознание, что они — у себя дома, придавало им храбрости; к ним присоединились торговцы-крестьяне, а потом и солдаты. В ярости от того, что он подвергся поруганию и позору у всех на виду, герцог забыл про свой страх. Рассвирепев, он не видел уже никого, кроме высокого худощавого паренька в странной шапчонке, который высмеивал его власть и шутил шутки с самим его сиятельством на глазах у целого города и солдатни. Этого паренька нужно было уничтожить одним из первых.
— Взять его! — приказал он рейтарам. — И привести сюда, ко мне!
Смех замер на устах у всех, кто был на площади. При гробовом молчании раздался окрик офицера, приказывавшего ста тридцати конникам ринуться в атаку.
Случалось вам слышать что-либо подобное? Сто тридцать человек с мечами в руках, верхами должны были атаковать одного, едва ли не двенадцатилетнего мальчика?! Вот сейчас громыхнут подковы и сто тридцать всадников, будто смерч, помчатся выполнять позорный приказ своего предводителя.
Но как раз в тот момент, когда рейтары, послушные приказу, пришпорили своих коней и натянули поводья, Вит молча поднял руку, повернув ее ладонью к площади, и сто тридцать лошадей, будто повинуясь знаку дрессировщика в цирке, поднялись на задние ноги, и сто тридцать наездников с металлическим бряцанием свалились на мостовую. Люди не могли прийти в себя от изумления. Что такое? Что происходит? Вит опустил руки, и кони снова встали на четыре ноги; они стояли спокойно, как будто ничего не происходило.
Вит сообразил, что теперь нужно действовать очень быстро, иначе начнется хаос и паника, и тогда прости-прощай все его добрые замыслы.
Площадь шумела и гудела от людских голосов, будто лес в бурю. Тогда Вит, подождав, пока всадники, скатившиеся со своих коней, встанут, опять поднял ладонь и крикнул что было мочи:
— Солдаты герцога, смотреть на меня!
В глубокой, мгновенно наступившей тишине солдаты герцога повернули головы в сторону Вита, словно и не было у них никогда другого повелителя. А Вит продолжал: