Волшебный город
Шрифт:
Однако отступился, не стал ее больше ругать.
А ночью страшное дело сделалось: набежала из темного леса стая волков, к самому господскому дому подошла. Собак дворовых волки загрызли, а которых не загрызли, тех распугали и прямо в сени пробрались. Впереди всех черный волк, огромный да одноглазый, глаз его как уголь горит, из пасти пена капает.
Слуги перепугались, в людской заперлись, боятся нос высунуть, крестятся да трясутся.
А
Дверь-то крепкая, дубовая, волки от злости рычат, да одолеть ее не могут.
Тут хозяин, господин Ван дер Роде, разъярился.
– Что за место такое, где дикие волки в господский дом могут ворваться? Что за слуги у меня, что простых зверей перепугались?
Схватил он шпагу офицерскую, в сени выскочил и на волков напал.
Все волки хвосты поджали, на улицу выбежали, один черный, одноглазый на хозяина наступает. Пастью щелкнул, шпага тонкая враз и переломилась.
Думал господин Ван дер Роде, что смерть его пришла – да вышло-то еще хуже.
Откуда ни возьмись в сенях появился Ванечка, сынок господский единственный.
Видно, выходил на двор да задержался.
Одноглазый волк к нему подскочил, на пол повалил, пасть раскрыл, вот сейчас загрызет…
Схватил Иоганн Ван дер Роде пищаль заряженную, запалил фитиль да выстрелил в одноглазого волка. Точно в голову целил – чтобы, не дай бог, в дитя родное не попасть.
А тому ничего не сделалось – то ли пищаль плохо заряжена, то ли волк от пули заговорен.
Ванечка лежит ни жив ни мертв, крикнуть и то не может – от страха голоса лишился. Отец его пищаль отбросил, хочет голыми руками страшного волка от сыночка оттащить… да где ему! Силен волк одноглазый страшной, неодолимой силой!
И тут выскочила в сени Алена-старшая, Степана Разина жена невенчанная, с казацкой саблей в руках. Взмахнула саблей – и отсекла одноглазому волку голову.
Откатилась голова в угол, глазом горящим крутит, зубами скалится, туловище косматое в другой угол отлетело…
Да тут и погас глаз волчий, и пасть закрылась.
Смотрят Иоганн да Алена – нет в сенях волка, а лежит человек с головой отрубленной, черный да одноглазый, то ли на цыгана похожий, то ли на персиянина.
– Правду ты, Алена, давеча насчет волков сказала! – вымолвил господин Ван дер Роде. – Ты-то сказала, да я тебя не понял, чуть через глупость свою сыночка
А Алена ничего не ответила – забрала саблю казацкую и в свою светлицу воротилась, где она с малой дочкой жила.
Наутро вышел господин Ван дер Роде умываться, глянул в зеркало серебряное – а у него все волосы враз седыми сделались.
После того начал он быстро стареть. Сила его ушла, глаза потухли, видно, забрал у него живые соки одноглазый оборотень.
Понял он, что недолго ему на свете жить, и одна только мысль у него осталась – вырастить сына своего, Ванечку, женить на хорошей девушке из знатной семьи да дождаться внуков.
А Ванечка уж подрастает, да только ни на одну девушку смотреть не хочет, кроме Алены-меньшой, с которой вместе он рос.
– Либо, батюшка, жени меня на Алене, либо останусь я один! Другая жена мне не нужна!
– Да что ты такое говоришь? – вразумляет его отец. – Ты же, Ваня, не простой человек, ты из знатной голландской семьи происходишь, предки твои многим государям служили и много от них чести и уважения имели. А она, Аленка эта, – невесть какого рода-племени, казачки-ватажницы отродье, незнамо от кого прижитое!
– Не говори так, батюшка, про Алену! Одна она мне мила, а какого она роду-племени – до того мне нет дела! Жени меня, батюшка, на Алене – или в монахи уйду!
– Что ты задумал! Нет у тебя разума! Постесняйся предков своих знатных, благородных…
– Не тебе бы, батюшка, меня стыдить! Ты ведь сам отца не послушал, против его воли пошел, бунтовщику да разбойнику служил! Сделай по-моему, жени меня на Алене!
– Никак этого нельзя! – увещевает его родитель. – Ведь ты с Аленой вместе вырос, почитай, в одной люльке качался, она тебе все равно что сестра родимая, никак тебе нельзя на ней жениться! Грех это большой, тяжкий!
– Сам же ты, батюшка, говоришь, что я знатного роду, а она неизвестного, значит, никак она мне сестрой быть не может. Жени меня на ней – или ни на ком не женюсь!
– Слышала бы тебя твоя матушка, жена моя покойная Катерина! Слезами бы она умылась, от горя бы сердце ее разорвалось! А и на том свете она слышит слова твои нечестивые, и нет ей покоя в райской обители! Ради матушки своей одумайся!
– Была бы жива матушка, она бы меня послушала, она бы пожалела! Она бы поняла, что не жить мне без Алены! Последнее мое слово, батюшка, – либо жени на Алене, либо в монахи уйду, в Макарьевский монастырь! Буду там Богу молиться, твои грехи, батюшка, замаливать… а их, батюшка, у тебя немало!