Волшебный горшочек Гийядина
Шрифт:
Что, по здравому рассуждению, делало теперешнее спасение сенькиной жизни явлением крайне временным и еще более крайне бессмысленным.
Из состояния огорошенного ступора Серафиму вывела трясущаяся от ужаса Эссельте: оба окна забраны частыми коваными решетками, ни снять, ни выдернуть которые она не смогла, да еще это землетрясение, да камни на голову и плечи, да руки трясутся не хуже любой земли…
– Не волнуйся. Сейчас потолок и стены обвалятся окончательно, – с истеричной жизнерадостностью предположила в ответ царевна, – и мы сможем спокойно через них перелезть
Удариться в такой же истеричный смех сквозь рыдания принцессе не позволил лишь новый толчок, расколовший пол у нее под ногами, и вместо нервного хихиканья у ней успел вырваться лишь короткий взвизг.
Тонкие пальцы ее чудом вцепились в рваный край повисшего над расселиной ковра и крик резко оборвался, перейдя в неровные всхлипы и умоляющие междометия. Спасая подругу перед лицом неизвестной опасности, чтобы вернуть ее в опасность известную, Сенька отшвырнула стол, бросилась на живот, схватила Эссельте за руку, дернула что было сил… И сама загремела вниз головой в разверзшийся проем, столкнутая очередной конвульсией взбеленившейся земли.
В следующий момент поглотившая их трещина была закрыта сверху куполом, с оглушительным грохотом обрушившимся на пол, усеянный осколками и обломками былой роскоши. А летящие куда-то под откос чего-то девушки прокатились кубарем еще несколько десятков метров, пересчитывая по пути руками, ногами, ребрами и головами все ступеньки, зазевавшихся крыс и провалившиеся сверху куски покойных покоев и остановились в полной темноте и тотальной дезориентации, только налетев на резко изменившую направление стену.
К этому времени толчки прекратились так же внезапно, как и начались, земля утихомирилась, и можно было с чувством, с толком и с расстановкой сесть, разобрать, где чьи конечности, синяки и шишки, и начать по-настоящему беспокоиться о своих спутниках и о себе.
– Как ты думаешь, они успели спастись? – с замиранием сердца и дрожью в голосе тихо спросила царевну Эссельте.
– Д-должны… – угрюмо выдавила та, хотела сказать еще что-то, но на этом голос сорвался, и она до крови прикусила губу.
«Ваня, Ваня, Ваня, Ваня, Ваня …» – дернулась и запульсировала болью рана, и ледяная пелена, откуда ни возьмись, предательски развернулась из области желудка, липким саваном опутала все внутренности, сковала могильным холодом руки и ноги и хмельным поминальным вином бросилась в голову.
– Ваня, Ваня, Ваня, Ваня, Ваня… – как в бреду, в такт боли – не в прокушенной губе, в душе – зашептала Сенька, давя зарождающиеся в горле спазмы рыданий и стискивая кулаки так, что ногти впивались в покрытые грязью и мраморной пылью ладони. – Ваня…
– Симочка, милая… ты только не расстраивайся… – прикоснулись бережно к ее боку исцарапанные теплые руки принцессы, наощупь нашли плечи, и обняли подругу, прижимая к груди. – Я, конечно, всё понимаю! Если бы там был мой Друстан, я бы уже с ума сошла, наверное!.. Но… ты только не плачь, миленькая… только не плачь! Они обязательно все выбрались!.. Обязательно-преобязательно!.. Я в этом ну на сто процентов вот уверена! У них же был Масдай, ты
– Был… да… – подавленно и послушно кивнула царевна, не понимая в действительности и половины из того, что говорила ей подруга. – Они обязательно… все выбрались… да…
– …и теперь наверняка ищут нас… – додумала вслух свою мысль до конца и неожиданно понурилась гвентянка, словно огонек под ветром. – Думают, наверное, что мы… что нас… что это не они, а мы… Представляешь? Мы тут думаем про них, что они… а они – то же самое – про нас. И Айвен твой тоже… вот точно так же… представляешь? Как странно… как обидно… как нелепо… Правда, Сим?
– К-кабуча… – сквозь зубы выругалась Сенька, встрепенулась, подобно боксеру, приходящему в себя после нокдауна, и расправила плечи, снова готовая к труду и обороне, а больше всего, к нападению и снятию скальпов. – Кабуча габата апача дрендец!!!
– О чем это ты? – неуверенно заглянула ей в лицо Эссельте. [13]
– О том уроде, который закрыл нашу дверь снаружи, вот о чем! – гневно прорычала Серафима и яростно зыркнула по сторонам, словно пресловутый урод только и поджидал за углом, чтобы быть застуканным на месте преступления и подвергнутым заслуженному остракизму слева в челюсть десять раз.
13
А вернее, в ту сторону, где, судя по звукам голоса, лицо лукоморской царевны находилось – полную и абсолютную тьму потайного коридора дворца не нарушал ни единый лучик света.
– Но кто это был?
– Узнаю – убью, – от всей души пообещала Сенька, с чувством выполненного долга поднялась на ноги, проверила так предусмотрительно и надежно закрепленные на предплечьях метательные ножи – единственное оставшееся у нее оружие, покрутила на пальце, стирая пыль и грязь, кольцо-кошку, позволяющее видеть ей в любой темноте, взяла за руки принцессу и осторожно поставила на ноги. – Пошли, Селя.
– Куда?
– Придем – узнаем, – резонно проговорила царевна и положила руку принцессы себе на плечо. – Держись за меня. Не пропадешь.
Первые метров тридцать-сорок царевна шла осторожно, внимательно глядя то под ноги, то на стены, то на потолок, через каждый шаг останавливаясь и ощупывая казавшиеся ей подозрительными фрагменты кладки или исследуя пальцами щели в холодном каменном полу.
– Ты что-то ищешь? – не выдержала бесконечных таинственных остановок и полюбопытствовала Эссельте. – Что? Может, я могу помочь?
– Это вряд ли… – хмуро и недоуменно, скорее, для себя, чем отвечая на вопрос подруги, протянула Сенька. – Я ищу следы землетрясения.