Волшебный камень
Шрифт:
Задыхаясь от неожиданной усталости, навалившейся на него словно гора, Сергей остановился перед глядельцем, будто хотел заглянуть через него в тайное тайных. Безучастный камень, срезанный наискось силами природы, по-прежнему являл образец устойчивого покоя. Можно было отчетливо видеть все земные наслоения миллионов лет, прочесть историю планеты. В этом зеркале должна была отразиться истина. Просто Сергей не мог разглядеть ее. Нашла же Христина здесь алмаз!
Опустив глаза, как будто пытаясь увидеть скрытый под землей клад, шел Нестеров вдоль реки, мучимый неотступным видением алмазов. Река вымыла их, она и должна была указать следы месторождения. И он переходил от шурфа
Когда он вернулся в избушку, Варя испуганно вскрикнула — так изменился он за эти несколько часов. Он устало опустился на койку. Варя подошла к нему, положила руку на плечо.
— Скоро мы уйдем, и ты никогда не вспомнишь о неудаче.
— Да, ты уйдешь. Прости, что я доставил тебе столько огорчений. Я останусь до осени.
— Я все понимаю, — вдруг сказала она злым голосом. — Ты хочешь остаться ради этой Христины!
Он встал и, не отвечая, подошел к радиостанции, включил ее. Лампы вспыхнули неярким накалом. Скоро откликнулся Красногорск. Варя стояла у двери, слушая его радиограмму:
«Саламатову. Необходимо продолжать поиски. Считаю, что оборудование надо также оставить, пока есть надежда на открытие месторождения. В случае противодействия со стороны треста, попробуй снестись с Бушуевым. Жду твоей помощи. Нестеров».
— И ты думаешь, он поверит?
— Да, — спокойно ответил Нестеров, — он был солдатом и знает, как трудно побеждать.
— Нет, не поверит, — сказала Варя. — Я передала ему все о причинах неудачи.
Она не могла больше сдерживаться; ей хотелось унизить его, оскорбить самыми жестокими словами. Но, взглянув на него, она увидела спокойную, немного мечтательную улыбку, которую никогда не любила, потому что, когда он так улыбался, ей казалось, что он находится за тридевять земель от нее.
— Что же ты молчишь?
— Я вижу реку, которая размыла древние алмазоносные отложения. Это совсем не Ним. Это другая река, давно высохшая, — спокойно ответил он. — Мне надо найти реку, из которой пили бронтозавры. В ней и лежат алмазы.
— Ты сам не веришь тому, что говоришь, — зло сказала она. — Это только самоутешение, и не очень умное…
Он словно не слышал ее резких слов. Глаза его были устремлены на карту. Он тяжело вздохнул и заговорил, словно для себя:
— Видишь ли, Варя, мне давно хотелось рассказать тебе сказку, которую я видел здесь наяву в мой первый приход. Среди гранитных скал и выходов базальта — самых старых пород земли — я нашел известняк с отпечатками каких-то странных не то растений, не то костей. Помнишь, я привез их и показывал тебе. Потом я узнал — это были панцирные кости стегозавров, древнейших обитателей земли. Но как могли жить здесь эти странные животные-танки, покрытые тяжелой броней из костяных пластинок, двигавшиеся медленно и неуклюже, если здесь не было реки? И тогда я впервые увидел эту реку. Она текла в черных дунитовых горах. Странные животные бродили по берегам этой реки и пили ее воду, и алмазы лежали под их ногами. Эта река текла здесь, и, может быть, русло ее под нашими ногами…
— Это только сказки. — устало сказала Варя, — а нам нужны точные данные.
— Они тоже есть! Но надо верить и сказке! Ты же геолог! Пойми, что в нашем деле творчество, предчувствие и вера нужны не меньше, чем научные выкладки. Палехову никогда не найти алмазов. Он верит в некую отвлеченную науку, но не верит в человека…
— Оставь Палехова в покое! Я жалею, что сразу не послушалась его.
— Что ты говоришь, опомнись!
— Да, да,
Он покачал головой и отвернулся.
Она заметила, что Сергей опять не отрываясь смотрит на карту района разведки. Он смотрел так пристально, словно и в самом деле видел не только штрихи и линии, но и те образы, о которых говорил. Бронтозавры шли к водопою, волосатые мамонты, качая длинными хоботами и оглушительно трубя, выходили из лесных зарослей к неизвестной древней реке и бродили по берегу. Они видели эту тайную реку, вымывшую алмазы.
Варя вышла, хлопнув дверью.
Внезапно запищал приемник на столе. Сергей бросился к ному. Красногорск усиленно искал его. Он едва успел дать позывные. Передавали радиограмму Саламатова.
«Отправь лишних людей. Постараюсь отстоять твое дело. Поздравляю с большой радостью: наши войска перешли в наступление… Орел… Белгород…» — с трудом ловил Сергей. Послышался разряд, что-то захрипело в приемнике, все кончилось. Но Сергей уже не думал об этом. Он выбежал из палатки, закричал:
— Варя, Варя, наши войска перешли в наступление! Взяты Орел и Белгород!
— Спасибо, — сухо ответила она, не выходя к нему. — Пора спать, завтра у меня много дела.
Он не обратил внимания на ее вызывающий тон. Ему только хотелось разделить с кем-нибудь радость. От костра поднялся Иляшев. Сергей подошел к нему, чтобы рассказать о радиограмме.
Варя не хотела скрыть ожидаемый приезд Палехова на разведки. Результаты этого сказались на другой же день. Людьми овладело давно сдерживаемое и теперь проявившееся в полной мере чувство усталости и безразличия, как будто разведки уже были прекращены, и все ждали только отъезда. Головлев и Евлахов еще поддерживали дисциплину среди забойщиков, и те продолжали бить шурфы, но это были последние остатки мужества, на смену которому, казалось, вот-вот хлынет безнадежность и все рабочие бросят свои инструменты, чтобы начать укладывать пожитки. Девушки так и поступили. Даша еще сидела у бесконечной ленты рентгена, продолжая просвечивать непрерывно сыпавшуюся из бункера гальку, а Юля, которая должна была контролировать просмотр, и Варя, отвечавшая за всю работу аппарата, ушли в палатку и устроили стирку среди дня. Погонщики увидели, что геологи — а в их понятии все те, кто управлял сложными механизмами, были геологами — не работают, и сами стали придерживать подвозку, надолго отгоняя оленей к водопою, к пастбищу. Кое-кто ухитрился выпить и теперь слонялся меж палатками. Где-то играл баян Лукомцева.
Нестеров ничего не мог сделать. Казалось, у него из рук выпали вожжи и конь, не чуя управляющей руки, несется по косогору, норовя опрокинуть воз. Так как, кроме Нестерова и Головлева, никто не желал следить за дисциплиной, то нарушения стали обычными. С утра люди еще работали, а после обеда разбредались кто куда, и Нестеров никого не мог найти, чтобы перебросить промытый концентрат к рентгену. Ему приходилось самому брать оленей и везти ящики.
Однажды утром Головлев пришел к начальнику до начала работ. Посмотрев на хмурое его лицо, на согнутые плечи, Нестеров насторожился.
— Это что же получается, Сергей Николаевич? В святцы не глядим, душа сама праздник знает? Так, что ли? — спросил парторг.
— Люди устали, Артемий Иванович.
— Так-то так, да только кто вперед не бежит, тот никогда и не догонит. Я бы на вашем месте вышел сейчас к ребятам, сказал им два слова сладких да десять горьких. У кого совесть есть, тот сам прислушается, а у кого нет, ну, того и заставить можно!
— А если Палехов закроет разведку? — вдруг спросил Нестеров.
Тот подумал, пожал плечами: