Волшебный корабль
Шрифт:
Кефрия растянула губы в улыбке.
— В самом деле? Как мило. Значит, сходим посмотрим. По правде говоря, Малта так редко заглядывает в цветочные парники — я воистину удивляюсь, что она еще помнит про наш вьюнок. Пожалуй, я даже сама его Сервину покажу! В конце концов, — и она обратила лучезарный взгляд на юного Трелла, — Сервина, как я понимаю, даже с золотой рыбкой нельзя оставить наедине…
Ронике стало почти жалко юношу: бедняга кое-как вымучил ответную улыбку, изо всех сил делая вид, будто не понимает истинного смысла ее слов.
— Спасибо, Кефрия, — сказал он. — Ты очень любезна…
Вот так. А ведь Роника была совершенно уверена, что расхлебывать кашу придется именно ей. Значит, по крайней мере в этой области Кефрия надумала взять власть в свои руки… И, пока приканчивали пирожные и кофе, Роника ограничивалась лишь светскими
Так и вышло, что Роника словно бы заново увидела свою внучку. И открывшееся было равно несимпатично ей как в женщинах, так и в мужчинах. Маленькая хищница — вот как ее следовало назвать… И Роника спрашивала себя, а не слишком ли уже поздно пытаться что-то исправить. Как и когда умудрилась маленькая девочка вырасти в… нет, не в женщину, но в алчную самку-завоевательницу?… «А может, это и хорошо, что Кайл отозвал Уинтроу из монастыря, — поймала она себя на неожиданной мысли. — Пусть наследие славных торговцев Вестритов отойдет не ей, а ему!»
Ей вновь вспомнился Уинтроу. Она очень надеялась, что у мальчика все было хорошо. «Не стоит обольщаться, — сказала она себе. — Будем уповать, что он по крайней мере останется жив!»
На сегодняшний день из монастыря пришло одно-единственное письмо. Какой-то Бирандол спрашивал о судьбе мальчика и о том, как скоро следует ждать его возвращения. Роника прочитала письмо и передала его Кефрии. Пусть отвечает, как сочтет нужным…
Иногда Ронике хотелось по первое число всыпать дочери, неспособной даже в малом противостоять Кайлу. А надо бы, ох надо было бы заставить его ответить за всю — по слезинке — за всю боль, что он успел причинить в считанные месяцы со дня кончины Ефрона. Взять хоть того же Уинтроу. По совести говоря, это было настоящие похищение. И заточение в рабство на его же фамильном корабле. И одному Са было известно, что сталось с Альтией… Роника провела немало бессонных ночей, лежа в темноте и бесконечно гадая, где теперь была и что делала ее своенравная дочь. Может, ее тело уже догнивало где-нибудь в безвестной, выкопанной наспех могиле?… Или она жила здесь рядом, в Удачном… в каком-нибудь жутком притоне… пускаясь во все тяжкие, чтобы заработать себе на пропитание?… В этом Роника, правда, весьма сомневалась. Последнее время она очень тщательно собирала все городские сплетни и слухи. Но ни словечка о дочери ее ушей так и не достигло. Если Альтия была жива, значит, она уехала из Удачного. Но вот при каких обстоятельствах уехала?…
Ее родной город больше не был тем тихим и добротно устроенным уголком, каким его знали каких-нибудь пять лет назад. Расплодившиеся «новые купчики» принесли с собой уйму всяческой скверны. И в том числе — совершенно неприемлемое, с точки зрения Роники, отношение к женщинам вообще и к служанкам в частности. «Новые купчики» по преимуществу были мужчинами. Ронике было неведомо, как они обращались с женщинами у себя дома, там, откуда приехали, но здесь их женщины состояли скорее на положении рабынь. А уж с рабами они обращались хуже, чем со зверьем. Роника была попросту потрясена, когда у нее на глазах прямо посреди рынка один такой купчик влепил затрещину слуге. И дело
Можно было заключить, что с некоторых пор слуги в Удачном делились на два разряда. Одних следовало назвать истинными. Таких, как Нана и подобные ей. Им платили жалованье, и никто не покушался на их достоинство и личную жизнь. Ибо служение Вестритам составляло долг и обязанности Наны, но тем ее жизнь отнюдь не исчерпывалась. В отличие от слуг новоприбывших, которых иначе как рабами именовать было невозможно. Все существование этих несчастных было направлено только на удовлетворение малейших прихотей господина. Дело, что говорить, незаконное… Но кто пойдет проверять, кем именно является тот или иной слуга — платным работником или подневольным рабом? И как это вообще возможно проверить? Если начать спрашивать их самих — каждый станет с пеной у рта утверждать, будто получает полновесное жалование. Просто это жалованье сразу отсылают домой. Семье… Каждый скажет, будто как нельзя более своей жизнью доволен. Да еще и заявит, что сам, по доброй воле, себе эту жизнь выбрал… Ронику всякий раз охватывало омерзение, когда она принималась гадать, какого рода угрозы держали несчастных в таком униженном подчинении. И ведь эти угрозы наверняка приводили в исполнение, и не единожды. Для устрашения…
— Всего доброго, госпожа Роника Вестрит.
Она не вздрогнула от неожиданности — сказалось многолетнее самообладание. Сервин, оказывается, уже стоял перед ней, склоняя на прощание голову. Роника кивнула в ответ.
— Всего доброго, Сервин Трелл. Надеюсь, тебе понравится наш цветочный парник. А если вьюнок вправду окажется так хорош, пусть Кефрия срежет для тебя цветущий побег. Кое-кто считает это жестоким, но мы, знаешь ли, привыкли подрезать растения, чтобы они красиво выглядели и обильно цвели.
— Понятно, — сказал Сервин, и она уверилась, что юноша действительно понял. Он еще раз поблагодарил ее и следом за Кефрией вышел из комнаты. Малта и Дейла, шепчась на ходу, убежали за ними. Надо было видеть, как Малта поджимала губы, как у нее раздувались ноздри — ну ни дать ни взять воплощенное разочарование и обида. Ясно как Божий день: она рассчитывала поболтать с Сервином наедине. На худой конец — в обществе его сестры. А зачем?…
Может статься, Малта и сама толком не знала ответа…
Это-то Ронику больше всего и пугало. Малта готова была очертя голову ринуться в омут любовных интриг. А последствия едва себе представляла. Или не представляла вообще.
И Роника была вынуждена задаться вопросом: а кто, собственно, в том виноват?… Все дети росли у нее в доме. У нее на глазах. Она все время имела возможность их видеть: за столом, во время игры, в саду… И она всегда видела в них лишь детей. Не завтрашних взрослых, не маленьких человечков, которым предстояло очень скоро вырасти и занять свое место в жизни… Нет — для нее они всегда были просто детьми. «Сельден… — подумалось ей. — Где он сейчас, чем занят? Наверное, с Наной. Или с учителем. Он под надежным присмотром, ему ничто не грозит…»
Но это было и все, что она о нем знала. Роника испытала недолгую, но неподдельную панику… Что если даже теперь этих детей уже слишком поздно воспитывать?… Есть от чего прийти в ужас. Особенно если еще посмотреть на ее дочерей. Вот Кефрия, вечно ждущая подсказок со стороны, неспособная самостоятельно принимать мало-мальски важные решения. И Альтия, наоборот, никогда и ничьей воли над собою не признающая…
Потом Роника снова задумалась о неумолимых цифрах в своих гроссбухах. О цифрах, изменить которые невозможно было никаким усилием воли. Задумалась о долге ее семьи перед семейством Фьестрю из Дождевых Чащоб. «Звонкое золото или живая жизнь…» Этот долг поистине был платежом красен…