Волшебный корабль
Шрифт:
Его ноги так ороговели от постоянного хождения босиком, что их не беспокоили даже битые черепки и занозистые деревяшки, попадавшиеся на земле. «Запомни простую вещь, — приказал он себе самому. — Не обращай внимания на недовольно урчащее брюхо; порадуйся лучше тому, что все же не замерзаешь!»
А самое главное — теперь он был свободен.
Только выбравшись по мелководью на берег, он окончательно понял, до какой степени угнетало его заточение на корабле. Его сердце воспарило за облака еще прежде, чем он отжал воду из волос и натянул подмоченное облачение. Свободен!!! И пускай до монастыря оставалось еще много дней пути, и пускай он понятия не имел, каким образом станет добираться туда. Ничего — уж как-нибудь доберется! По крайней мере, попытается. Самое главное — его жизнь снова принадлежала ему самому. Он принял вызов, и сердце его пело. Быть может,
Наконец-то он сумел доказать это себе самому.
Джамелия была намного больше всех дотоле виденных им городов. С борта корабля он все больше рассматривал сверкающие белые башни, шпили и купола дворцового комплекса на холмах: пар, вечно поднимавшийся над Теплой рекой, шелковистыми клубами оттенял это невероятное диво. Но… оттуда, где сейчас находился Уинтроу, до верхнего города было весьма далеко. Покамест он шагал переулками нижнего. И успел уже убедиться, что приморская часть Джамелии была загажена и неприглядна точно как в Крессе — да и еще посильнее. В Удачном, например, подобного убожества не было и в помине.
У самых причалов располагались лабазы и разные мастерские, необходимые вернувшимся из плавания кораблям. А чуть дальше от воды начинался изрядный ломоть города, сплошь состоявший из веселых домов, сомнительных таверн, вовсе уже непонятных притонов и развалюх, гордо именовавшихся гостиницами. Постоянно здесь обитали, кажется, только бродяги, ночевавшие на крылечках домов и в крохотных хибарках, сработанных из мало-мальски пригодных к делу отбросов. Улицы ухоженностью мало чем отличались от замусоренных переулков. Вероятно, некогда здесь исправно работали сточные канавы и трубы, отводившие всякую жидкую дрянь. Увы, водостоки давным-давно засорились и вместо того, чтобы способствовать чистоте, сами, наоборот, превратились в источники зловонных зелено-бурых разливов, преодолевая которые, ко всему прочему, недолго было поскользнуться. Помойные ведра и ночные горшки выплескивались прямо за окна, так что в теплые дни здесь наверняка стояла невыносимая вонь и роились полчища мух. «Так что за холод тоже следует возблагодарить Са», — обходя особенно полноводную лужу, подумал Уинтроу.
Только что рассвело, и джамелийская разновидность Моряцкого Выгула еще крепко спала. Наверное, обитателям гостиниц и клиентам притонов просто незачем было в такую рань просыпаться. Уинтроу попробовал представить себе, что делалось на этих улицах вечером. Яблоку, наверное, негде было упасть. Но покамест все было пусто и мертво — двери заперты, окна закрыты ставнями. Беглец посмотрел в разгорающееся небо и прибавил шагу. Скоро его хватятся на корабле. Интересно, насколько усердно отец станет разыскивать его?… Станет, конечно, но в самой малой степени — ради него самого. Уинтроу нужен был ему только для ублаготворения корабля.
«Проказница…»
Даже просто произнести ее имя было все равно что себе самому всадить в сердце иголку. «Да как же я смог покинуть ее?…» А вот смог. Потому что дальше так не должно было продолжаться. «Но как же я все-таки взял и ушел?…» Уинтроу терзался мучительными сомнениями, буквально разрываясь пополам. Он наслаждался свободой — и уже начинал страдать от одиночества, неописуемого, жестокого одиночества. Чьим было это одиночество, его или ее, он даже толком не знал. Если бы, удирая от отца, он имел возможность взять с собой и корабль — он бы сделал это не задумываясь. Звучало глупо, но… Во всяком случае, он должен был вернуть себе свободу. Должен был. И она это знала. Она понимала, что ему необходимо было бежать…
Да, но ее-то он оставил в плену.
Бросил…
Так он и шел, ликуя и страдая одновременно. Она не была ему ни дочерью, ни женой, ни подругой. Она даже и человеком-то не являлась. Их единение было им обоим навязано. Обстоятельствами и волей его отца. Вот и все. Она должна понять его. И простить…
Подумав так, Уинтроу внезапно осознал, что страстно хочет когда-нибудь вернуться к ней. Не сегодня и не завтра, конечно. Когда-нибудь. Возможно, тогда, когда отец наконец сдастся и примет на корабль Альтию. Тогда ему больше ничего не будет грозить, и он сможет вернуться. К тому времени он успеет стать посвященным жрецом, а Проказница свыкнется с обществом какого-нибудь другого Вестрита. Альтии, скорее всего, а если не Альтии, так Сельдена или Малты.
Но тут нечистая совесть снова показала острые зубы. «И чего это я задумался о возвращении? Ни дать ни взять сам себя уговариваю. Я что, все-таки подозреваю, что неправильно поступил? Но как же это возможно? Я возвращаюсь к божественному служению. Во исполнение обетов, произнесенных годы назад. И это-то оказывается неправильно?…»
Уинтроу качал головой, изумляясь себе самому. И шел дальше…
Он с самого начала решил, что в верхние пределы города соваться не будет. Потому что именно там отец и будет его искать в первую очередь. Наверняка решит, что он бросился искать помощи и убежища у жрецов Са в храме сатрапа. Уинтроу и в самом деле очень хотелось туда пойти, ибо он твердо знал: жрецы его с порога не выгонят. Быть может, даже поспособствуют возвращению в монастырь… хотя об этом он их нипочем не отважился бы просить… Но нет. Он не будет искать никакой помощи. Он не заставит их объясняться с отцом, когда тот начнет ломиться в ворота и требовать немедленной выдачи сына…
Были времена, когда в храмах Са обретали убежище и неприкосновенность даже убийцы. Но… если окраины Джамелии дошли до подобного безобразия, возможно ли, чтобы святилищам Са оказывали прежнее уважение? Навряд ли…
Одним словом — не стоило испытывать судьбу. И вообще задерживаться в этом городе сколько-нибудь надолго. Лучше без промедления пуститься в долгий путь, который приведет его в монастырь… домой.
Наверное, ему полагалось трепетать при одной мысли о столь дальней и нелегкой дороге. Но Уинтроу ощущал лишь восторг оттого, что наконец-то на эту дорогу вступил.
Правда, он никогда не думал, что в стольном городе Джамелии окажутся трущобы. И подавно — что они занимают такую большую его часть. В какой-то момент ему пришлось миновать пожарище, причем не слишком давнишнее: дотла выгорело домов пятнадцать, не меньше, а все окружающие здания были закопчены и местами обуглены. Причем разгребать развалины никто явно не собирался, и мокрые головни источали неописуемое зловоние. В этом месте улица превращалась в узкую тропинку, протоптанную среди мусора и золы. Уинтроу приуныл и поневоле стал вспоминать разного рода слухи про нынешнего сатрапа. Если то, что рассказывали о его разгульном и бездеятельном образе жизни, было правдой хотя бы наполовину, о причине загаженных улиц и разливанных морях вместо сточных канав больше не приходилось гадать. Деньги, как известно, можно потратить лишь один раз… И, возможно, налоги, которые могли бы пойти на очистку водостоков и найм стражи, оказались «съедены» очередной прихотью молодого владыки. Потому-то и расползалась вдоль моря целая страна ветшающих развалюх, потому-то и пребывала в небрежении гавань. Уинтроу видел галеры и галеасы [71] сторожевого флота, стоявшие на приколе. Несчастные корабли сплошь заросли водорослями и ракушками, и некогда яркая белая краска — отличительный знак сатрапского флота — лохмотьями отставала от дощатой обшивки. Удивляться ли после этого, что пираты кишмя кишат во внутренних водах?…
71
Галеасы, галеас — парусно-гребное судно типа большой галеры (до 80 м длиной и 16 м шириной), имевшее по одному ряду весел с каждого борта; на одно весло садились до 10 человек. Имелись также 3 мачты с косыми парусами, а на корме — два рулевых весла. На галеасах было две палубы: нижняя для гребцов, верхняя — для солдат и установки боевого оружия, соответствовавшего эпохе.
Джамелия, величайший в мире город, сердце и светоч цивилизации, вовсю гнила по краям… Всю свою жизнь Уинтроу слышал восторженные легенды о джамелийском зодчестве и садах, о широких бульварах, святых храмах и общественных банях. Люди говорили, здесь имелись даже канализация и водопровод — и не только во дворце у сатрапа… Уинтроу только головой покачал, перепрыгивая очередную смердящую лужу. Если здесь такое, то намного ли лучше обстоят дела наверху?… Что ж, возможно. По главным улицам — да. А впрочем, он-то этого никогда не узнает. Если ему действительно хочется уйти и от отца, и от ищеек, которые за ним будут неминуемо посланы…