Волшебный приборчик
Шрифт:
Зал был практически пуст, и танцевали мы совершенно одни. Народ только-только начал возвращаться, но все почему-то садились на стулья или вставали, прислонившись к стенам, словно боялись нарушить воцарившуюся гармонию. Мелькнувший в проёме дверей Пашка сотворил на своём лице брезгливую гримасу и тоже плюхнулся на стул рядом с какой-то девчонкой, ненароком положив ей руку на плечо.
Мы молчали и смотрели друг другу в глаза. Я видел своё отражение, похожее на искривленный образ в стеклянном шаре, но даже оно не выглядело смешным или глупым.
–
– Катя. А тебя?
– Андрей.
Наконец-то, мы познакомились.
– Бицепсы сорок сантиметров — это, наверное, много?
Невероятно, но она запомнила всю эту чушь, которую я нёс пару часов назад. Объяснение было столь же очевидным, сколько невероятным — прибор работал! Валька не врал, а я — действительно тупое бревно, лежащее на пути научно-технического прогресса. Но даже эта не позитивная мысль не ухудшила моего настроения.
***
Мы оставались в зале до самого утра, часов до шести, пока не пришёл дежурный преподаватель и не свернул развлекательную программу. Особо буйных и недовольных, в числе которых меня на этот раз не оказалось, развели по комнатам принудительно под угрозой отчисления.
Мы вышли с Катей в коридор, продолжая держаться за руки.
– Почему я раньше не видел тебя? – спросил я, обращаясь, скорее, к судьбе.
– Наверное, потому что я живу дома с родителями. И учусь только на первом курсе. Ты проводишь меня?
Провожу ли я её? Ответ на этот вопрос созрел у меня быстрее, чем свет преодолевает расстояние из одного угла лаборатории в другой.
Мы поднялись на второй этаж в комнату её подружек, где она оставила пальто, потом заглянули в мою. Я на мгновенье нырнул в «чёрную дыру», не включая света, чтобы не испугать гостью какой-нибудь героической новогодней панорамой, набросил шубу, и мы вышли на улицу.
На погоду Валькин прибор вряд ли имел какое-либо влияние, но она, тем не менее, тоже удалась. Шёл великолепный крупный снег, сверкая и переливаясь в свете фонарей. Было тепло и безветренно. Ни о каком такси и речи быть не могло. Она взяла меня под руку, и мы тронулись в неблизкий путь, обсуждая всякую всячину.
– Тебе что больше нравится, зима или лето?
– Зима, - соврал я, чтобы соответствовать моменту.
– А мне лето, - призналась она.
– Лето — это тоже нормально. В поход можно. Или на рыбалку.
– А мой отец зимой на рыбалку ходит.
– Подлёдный лов, - блеснул знаниями я.
– Ты тоже любитель?
– Ну, так. Иногда, - уклончиво ответил я, представляя себя, сидящего возле лунки в двух полушубках, одетых один на другой.
– А как ты относишься к Булгакову?
О! Попадание в яблочко. Как раз пару месяцев назад мы всей комнатой проглотили «Мастера и Маргариту», и я буквально ломился от цитат. Катя любезно предоставила мне возможность выпустить большую их часть на свободу. Михаил Афанасьевич благосклонно взирал на нас с небес и тихо радовался,
В общей сложности, болтая без умолку и не замечая, как приближается первый день наступившего года, мы брели по городу часа два. Лишь у безжалостного подъезда её дома мы остановились, моментально ощутив неизбежную разлуку.
– Встретимся после первого экзамена?
– предложила она.
– Обязательно, - согласился я, плохо представляя, как смогу прожить без неё хотя бы минуту.
– Тогда я пошла?
Она нерешительно взялась за ручку двери, но потом вдруг быстро вернулась назад и порывисто поцеловала меня в щёку.
Ещё некоторое время после её ухода я стоял, не двигаясь с места и разогревая в памяти прошедший вечер, и только когда пальцы ног настойчиво напомнили о том, что они не в тёплых носках, я двинулся в обратный путь.
Пешком идти мне больше не хотелось, и я решил «упасть на тачку». Какую бы дыру в моём бюджете это действие ни сотворило. Первая же машина с зелёным огоньком на стекле остановилась возле меня.
– В «студгородок» поедем? – заискивающе спросил я водилу, держа палец на сенсоре и мысленно содрогаясь от вероятной суммы.
– Сколько?
– Три рубля, - назвал я обычную таксу без всяких «новогодних скидок».
– Садись, - устало сказал таксист.
По дороге он выспросил меня, на каком факультете я учусь, и как оно там вообще, в институте-то.
– Сыну на следующий год поступать, - пояснил он свой интерес.
– Вот, приходится думать за двоих.
– Понятно, - буркнул я, прекрасно зная, чем на самом объяснялась его повышенная болтливость и доброта.
***
Утром следующего дня, если можно квалифицировать как утро половину четвёртого пополудни, я проснулся с отчётливым ощущением эйфории. Центр её располагался где-то в левой стороне груди, а нервные окончания — в руках и ногах, судя по тому, как ловко мной проливался чай или ронялась на пол посуда. В таком состоянии ни о какой математике и речи быть не могло, поэтому я присоединился к весёлой компании в соседней комнате и таким нехитрым образом продлил себе праздник.
Второго января, пролежав весь день с учебником на лице, я пришёл к неоспоримому выводу о том, что о Кате мне думается гораздо легче и приятнее, чем о математике. Любая формула, вызванная из глубин памяти, тут же приобретала милые женские очертания. В результате вечер закончился тем же, чем и накануне.
И только третьего числа я, наконец, заставил себя открыть конспект и прочитать целую страницу, прежде чем в моей руке оказался стакан с опущенной в него соломинкой. Замысел автора состоял в том, чтобы разбавленный водопроводной водой ликёр оказал тонизирующее воздействие на организм и активизировал мозг. В принципе, так оно и произошло, но только ближе к полуночи, когда перешли на молдавский коньяк.