Волшебный рассвет

Тиммон Джулия

На Ричарда опять напала тоска, и он поспешно вернулся к работе, за которой просидел до пяти утра. Боб Рот согласился встретиться с ним на следующий день в три пополудни, и Ричард сказал, что принесет ему интервью.

Проснувшись в десять утра, он принял душ, опять заказал еду в номер — омлет и чашку кофе — и вышел в гостиную, где на диване, столе и кресле до сих пор лежали листы бумаги, блокнот, ручки и диктофон. Ричард намеревался еще кое над чем поработать… Но перед глазами, как воспоминание из прошлой жизни, возникла картинка из сегодняшнего сна: он идет босиком по залитому солнцем побережью,

держа за руку… Эвелин! Она в короткой майке, полупрозрачной длинной юбке и тоже без обуви. Доверчиво шагает туда, куда он ее ведет, и так безмятежно улыбается, что кажется ему наивным ребенком, которого нельзя оставлять без внимания…

Ричард почувствовал, что спина и руки покрываются мурашками, и поежился как от озноба. Впечатление от сновидения преследовало его до самого вечера…

Увидев Эвелин на площади «Диснейленда», улыбающуюся точно так же, как и в его сне, он замер и несколько мгновений смотрел на нее, словно на суперсовременный аттракцион, на сплав науки и настоящей магии. Эвелин была не одна. С девушкой-афроамериканкой, украшенной, как и она сама, браслетами и сережками. Обе вели себя подкупающе непосредственно: покатывались со смеха, пихали друг друга в бок, когда циркачи, дающие вечернее представление, выкидывали какой-нибудь особенно забавный трюк, то и дело оживленно и эмоционально обменивались впечатлениями.

Как будто сон все еще продолжается, подумал Ричард и испугался этой мысли. Однако не продолжил свой путь к выходу, а будто по слышной ему одному команде двинулся прямо к Эвелин и ее подруге.

Он всем своим существом желал сказать ей что-нибудь приятное, но неизвестно почему, приблизившись, выдал очередную колкость:

— Здесь вы смотритесь куда уместнее.

Эвелин, не услышавшая, как он подошел, резко повернула голову. Выражение безмятежного счастья вмиг исчезло с ее разрумянившегося от смеха лица. Она прищурилась и натянуто улыбнулась.

— Уместнее, говорите? В смысле, на фоне клоунов?

Ричард, проклинающий себя за глупое насмехательство, тем не менее не придумал ничего более умного, как рассмеяться.

— Вот, Абби, — Эвелин воинственно уперла руки в бока, — полюбуйся! Я рассказывала тебе сегодня именно про этого типа. Если бы не он, моя жизнь в Анахайме текла как в сказке.

— Не преувеличивайте, — сказал Ричард, изо всех сил стараясь хотя бы голосу придать мягкости, выразить им пусть сотую долю тех противоречивых чувств, которые вызывала в нем светловолосая Эвелин. — «Меркури» — это вам не «Диснейленд».

Наверное, она углядела в его словах очередную издевку, потому что крылья ее тонкого носа дрогнули, а красиво очерченные губы как будто затвердели, сжавшись. Если бы не Абигейл, вцепившаяся в ее руку, Эвелин, наверное, взорвалась бы, а посетители «Диснейленда», толпящиеся вокруг, восприняли бы все как одно из тысячи устроенных для них развлечений.

— Остынь, Эви, — негромко, но повелительно сказала Абби.

Девушка, будто очнувшись от забытья, взглянула на подругу с благодарностью и глубоко вздохнула. Ее губы медленно расслабились.

Абигейл строго посмотрела на Ричарда. Он отметил, какие они с Эвелин разные — просто небо и земля. У обеих были замечательные фигурки, обе своеобразно одевались, но их красота

настолько сильно различалась, что вызывала желание бесконечно смотреть на одну и на другую и сравнивать их глаза, волосы, губы, носы — словом, каждую деталь, каждую черточку.

— Считаете себя остроумным? — спросила Абби.

И Ричард, почувствовав, что она делает это из желания оградить от неприятностей подругу, улыбнулся. Ему всегда казалось, что женщины дружат лишь для того, чтобы вместе плести интриги, ходить на увеселительные мероприятия, хвастаться друг перед другом нарядами и безделушками… Ну и, пожалуй, еще плакаться и делиться нанесенными им мужчинами обидами. О том, что некоторым свойственно трогательно печься о себе подобных, он даже не подозревал.

Хорошая у нее приятельница, подумалось Ричарду. И от этой мысли сладко защемило сердце, будто речь шла о человеке близком, родном…

— Он не только остроумным себя считает, — ответила за него Эвелин, и в ее глазах предостерегающе блеснули острые льдинки. — Еще ему кажется, что он имеет право указывать людям, как им выглядеть, обвинять их в несовершенных ошибках.

— Вот это да! — произнесла Абигейл, прикидываясь, что слова подруги потрясли ее.

— Мне кажется, я имею право на единственное: поселяясь в приличном отеле, рассчитывать на достойный сервис, — ответил Ричард, жалея, что не воспользовался исключительной возможностью и не начал разговор совсем по-другому.

— Разумеется! На это все рассчитывают! — с пылом ответила Эвелин. — Только жизнь — это не тематический аттракцион, в котором все чудеса заранее организованы. Впрочем, об этом в вашей оранжерее вам, очевидно, никто не рассказывал, — добавила она убийственно желчным тоном.

Ричарда как будто ударили по щеке.

Соплячка, подумал он, внезапно озлобляясь и забывая и про свой сон, и про нежность, которой еще минуту назад переполнялось его сердце. Ей ли рассказывать мне, что такое жизнь! Ветреной пустышке, у которой на уме только камушки да бусинки!

— Хотел бы я послушать, о чем рассказывают в вашей оранжерее, — произнес он, усмехаясь. — Вероятнее всего, о том, по сколько часов в день следует крутиться перед зеркалом, рассматривая собственный пуп.

Он боковым зрением увидел, как запылали щеки Эвелин, как потемнели ее глаза, как она подалась вперед, словно бросаясь в атаку на врага, и как подруга сильнее вцепилась в ее запястье, потому что, договорив последние слова, повернулся и зашагал прочь, к выходу.

Успела ли Эвелин что-нибудь ответить ему, он не знал. Если и успела, то голос ее утонул в сказочной какофонии звуков «Диснейленда» и до Ричарда не долетел.

— Артур, пойдем куда-нибудь и напьемся! — почти потребовал Ричард, забросив сумку со своими репортерскими принадлежностями в свой номер и явившись к Пондерсу.

— С какой это радости? — спросил улыбаясь неунывающий Артур.

— Ты тоскуешь по жене и дочери, верно ведь? — рассудительно заметил Ричард.

Артур закивал.

— А мне просто паршиво.

— Ты что, опять с Эвелин поругался? — спросил Артур.

Ричард махнул рукой, в первую секунду решив, что лучше отмолчаться. Но свое решение изменил буквально сразу же.