Волшебный шкаф

Ива Кристина

Лавли тут же вскочила и побежала в соседнюю комнату, зажгла лампу. Там была всего одна кровать, большой шкаф и зеркало. Она скорее взглянула на себя. Ей захотелось взвыть от отчаяния. Ну, что это такое! Рост от горшка в два вершка. Нет талии, тощая щепка. Волосы уложены назад мелкими кудрями и челка. Она еще в свои десять лет ненавидела, когда ей мама так делала волосы, как-то даже плакала по этому поводу. А теперь все казалось еще более отвратительным. Вместо ее белого платья на ней теперь была розовая длинная, но по размеру, сорочка. В принципе, она была очень даже красивой маленькой девочкой. Светлые волосы, зеленые глазки,

ее лицо продолжало быть грустным, а взгляд каким-то отвлеченным от жизни, но уже не было таким мертвым. Было просто личико грустной девочки. До того же она видела в зеркале какую-ту старуху.

В комнату вбежала озлобленная Матушка Гудвин. Это была ее комната.

— Лана! Ты совсем ополоумела? — закричала она.

Лавли быстро развернулась и закричала в ответ:

— Я Лавли! Хватит меня так называть! Расколдовывай. Живо. Я не намерена терпеть это!

— Ты же сама говорила, что тебе нравилось это имя в детстве, — сказала Матушка Гудвин.

— Ой, только не надо. Вот зачем вы смотрели в мои чайные листики! Шпионили за мной, хотели узнать мои детские секреты. Ведьма. Где мое платье? Я улетаю!

— Оно тебе будет большевато, — ответила Гудвин. — Кстати, вот, — она протянула ей куклу со светлыми волосами, голубыми глазами, красивую куклу. — Это куколка. Она говорит: «Мама». Ты ее очень давно потеряла. Ее зовут Аврора.

— Что? — закричала Лавли. Ну, всё. Мало того, что она издевается над ней, превращает ее в ребенка, так еще теперь пытается издеваться над ее любимой доченькой, над маленькой погибшей Авророй.

Лавли вдруг побежала, она выбежала из дома, скорее, скорее отсюда… Маленькие пятки так и блестели. Кажется, в ту сторону. Там, не на дорожку, а в болота.

— Пуффи! — закричала Лавли. — Пуффи! Где ты? Где ты? Шкаф! Шкаф! Пуффи! Ну, кто-нибудь, отзовитесь!

Она так кричала, бегала повсюду, но не могла никого найти. Будто все они потонули в этом болоте! Еще ночь. Такая ночь. Нехорошая ночь. Вроде не так уж и темно, но страшно, страшно бегать по болоту. Ноги она давно промочила, сорочка стала грязной. Было ужасно холодно, ноги болели, она устала их передвигать. Где она была — понятия не имела. Лавли окончательно заплутала, не могла найти дорогу и ужасно устала. Боже! Как ей было плохо. Оказаться одной посреди темного болота!.. Еще ноги начинали вязнуть. Все эти мысли постоянно повторялись в ее голове. Кошмар, просто кошмар. «Наверное, я так и утону здесь!» — закончила свое размышление Лавли.

Она остановилась. Бесполезно было искать дорогу назад или дорогу вперед. Она была обречена. Лавли упала на землю. Да, там нашелся небольшой клочок земли. И зарыдала, зарыдала так, как не рыдают взрослые — их рыдания бывают от страданий, детские же рыдания другие. Дети могут рыдать и из-за пустяков, и из-за чего-то страшного. Хуже всего было то, что теперь она рыдала, как ребенок. Все ее мысли стали какими-то другими. «Хочу к маме!» — говорила она самой себе. Кажется, она постепенно погружалась в детство.

Внезапно она почувствовала чью-то теплую руку на своем плече. В слезах она обернулась. Это была Матушка Гудвин. Черт возьми! Она была рада видеть даже ее! Отчего стало еще печальней. Матушка Гудвин дала ей свою руку, Лавли взяла ее. Они вместе пошли назад.

…Прошел день, еще день. Хотя какой день? Здесь всегда была ночь.

…Прошла ночь, еще одна и еще, и еще. Лавли постепенно стала

забывать, что когда-то была взрослой. Она поселилась в доме Матушки Гудвин, познакомилась со всеми ребятами, хотя подружилась только с одним — с тем мальчиком Женькой, может быть, на каком-то подсознательном уровне ассоциируя его со своим братом. Она даже приняла эту маленькую куклу Аврору, считая, что когда-то ее потеряла, а теперь нашла, отчего ей еще больше нравилась она. И Матушка Гудвин, ее она, видно, ассоциировала со своей мамой. Это печально, печально писать. Но она забыла о прошлой жизни, забыла. И это была не ее вина.

Глава 10 Сумасшедшие и Благородные

— Лана, Лана! — закричал Женька.

Он был, как и тогда, в костюме пирата. Маленькая Лана стояла посреди кухни рядом с Матушкой Гудвин.

— Тебя не учили стучаться? — сказала Матушка Гудвин сквозь завесу фиолетового дыма. — Не видишь, что она сейчас занята.

— Но мы договорились поиграть на улице, — сказал Женька, немножко обижаясь.

— Подожди пять минуточек, — проговорила Лана и улыбнулась Женьке. Он сел на стул и нетерпеливо стал ждать.

— Как ты думаешь, Ланочка, — проговорила Матушка Гудвин, — откуда берется волшебство?

— Ну, — задумалась Лана, потом положила в котел какую-ту травку, дым стал желтым. — Потому что у людей есть способности к магии… И еще волшебная травка, специальная. Здесь нужно пол-ложки мелиссы.

— Да, конечно. Я помню, — сказала Матушка Гудвин. — Но ты не совсем права на счет волшебства. Ты говоришь: «Волшебные травки». Но многие из них — это самая обычная трава, на которую человек не обращает внимания. Например, подорожник, или одуванчик. Они же самые простые. Но дело в том, что волшебство везде. И у подорожника, и у одуванчика есть особые свойства, которые имеются только у них... А вот смешивая их, мы получаем нужные результаты. А ты прямо прирожденная ведьма! — воскликнула Гудвин. — Так здорово у тебя получается зелья варить. Будто бы всю жизнь только и делала, что варила зелья… А вот ведь у всех есть задатки волшебства. И в тебе, и в Женьке. Только нужен обязательно талант и долгие тренировки. Как ты узнала, что сюда нужен одуванчик?

— Так здесь же приписано.

— Но ведь на другом языке. Хитрые волшебники засекречивают свои заклинания.

— Так вы же сами эту книгу написали! — рассмеялась Лана.

— Точно! — рассмеялась Гудвин. — Ну, бегите. Не буду задерживать вас, молодежь.

— Но мы же еще не закончили. А вдруг вам понадобиться моя помощь, Матушка Гудвин?

— Беги уже! — закричала она.

И Женька с Ланой скорее рванули из дому. Лана, как всегда это бывало, забыла надеть обувь и побежала босиком. Они бежали и бежали.

— И как на этот раз прошел урок зельеварения? — спросил Женька. — Я со скуки умираю от них. Как ты их терпишь?

— Ты что? Это же так интересно! Ты ведь можешь создать столько зелий. Зелье невидимости, заживляющее раны зелье, любовное зелье, — смущенно улыбнулась Лана.

— Тьфу! — воскликнул Женька. — Кому нужна это любовь? Влюбляться, чтобы потом разбивать сердце — да ни за что! А если тебя не бросят, будешь ходить по улице, обниматься, целоваться. «Моя киса», «мой котик», «я так люблю тебя», «а я тебя больше» — тошнит от этих сюси-пусьных фразочек.