Волшебный шкаф
Шрифт:
«Вот эти сапоги», — сказал он. Они и переместили его назад. Но было слишком поздно. Великая Отечественная Война, на которой он воевал, закончилась еще в сорок пятом году, с тех пор прошло больше полувека. У него почти не осталось живых друзей и родных, а те, кто остались, не смогли бы его принять. Все там так сильно изменилось, другие порядки, другие люди — тяжелые времена. Он пытался жить там, в том, уже в другом своем мире, но не смог. Сапоги, которые он первым же делом выкинул в реку, вдруг пришли к нему по почте, Вова вернулся вновь на остров и больше уже не бывал у себя на родине. «Прoклятый остров», — закончил Вова. Да, остров был таким. Он не отпускал тех, кто хотел уйти с него другим путем, не тем, которым пришел сюда. И он перемотал время на долгие годы вперед, чтобы Вова не мог оставаться у себя на родине.
— Ты говоришь, что воевал, — сказала Лавли. — Просто мне кажется
— Мы воевали с фашистами, — вдруг услышала Лавли. Она нахмурила брови.
— Как это? — задумчиво произнесла она. — Ты же сам говорил, что раньше не верил в волшебство. А фашисты, это как бы злая магия. Это демоны. Они считали себя выше всех людей, хотели завоевать мир, сделать людей своими рабами.
— Нацизм — непереносимость других рас.
— Нет, подожди. Как это? Я просто не понимаю. Они же делали чудовищные вещи. Ты просто так говоришь, будто бы… Они же не были людьми?
— Смотря, с какой стороны посмотреть. Мне не нравится их так называть. Но да, думаю, ты права.
— То есть, как?.. — у Лавли дрожал голос. — Я… я правильно понимаю, что это одна и та же война? Просто… года и названия… Просто, когда я читала эту книгу, мне было страшно за людей… И, вообще, я считала ее даже страшилкой. Ммм… может, это все-таки разные войны?.. Что было в твоей войне? В книге был великий город, один из самых прекрасных во всем краю. И там этот город… окружили чудовища и держали в осаде несколько лет. Они бомбили их, и дети прикрывали свои дома защитными чарами — полотнами, чтобы домов не было видно. Но все равно. Они были, как в ловушке. Еды вообще не было. И умирали, в основном, не от дьявольских рук, а от голода… — Лавли как-то по-особенному выделила слово «от голода». — Но там была и Дорога Жизни. Такое место, единственное спасение людей. Но даже там умирали…
— Ленинград, — проговорил Вова. Для Лавли его слова были как удар грома. Она вся встрепенулась. Кажется, это название ей было знакомо, может, просто в книжке оно было чуть-чуть другое, но общая суть сохранялась. Город-ловушка для людей и Дорога Жизни все-таки существовали.
— Нет, но, — не унималась Лавелина. — Подожди. Но ведь это же не может быть правдой, — на глазах у нее уже сверкали слезы отчаяния. Она отказывалась в это верить. — Это не может быть правдой. Они ведь были чудовищами! Они не могли существовать! — теперь она уже чуть ли не кричала. — Это ведь ужасные злодеи, то есть в книге они представлялись, определенно, только злом… Мне нравилась эта книга, я переживала за героев. Там было много героев, и у всех у них тяжелые истории. Разве такие придумаешь?.. Столько людей умирали и страдали, они пересекались друг с другом, и расставались… И вообще, — Лавли на некоторое время остановилась. У нее уже болела голова от эмоций, било в виске. — А ведь они не могли быть людьми. Как же назывались эти… такие большие и бронированные, которые огнем…
— Бронированные… Может, танки?
— Танки, — задумчиво сказала она. — Кажется, танки… Они были тоже демонами. И людям приходилось бороться без всего с этими демонами. Представляешь, все равно, что рыцари боролись с драконами. Как же ты теперь говоришь, что боролся с ними, и что они были людьми? Это ведь выдуманная история! Они же по детям стреляли, проверяя меткость, — произнесла она совсем тихо с опустевшим от ужаса лицом. — А ты говоришь, что участвовал в этой войне…
Она медленно встала, сказала, что пойдет спать. У нее уже не было сил, слезы сами лились, она не рыдала, нет, на рыдание у нее не было сил. То, что она читала когда-то в детстве и считала самой страшной сказкой в мире, оказалось правдой. Она еще тогда рыдала над этой книгой, и утешала себя лишь тем, что все это выдумка, что этих людей никогда не существовало на белом свете… что никто никого не жег в печах, а подростков никогда не бросали с высоты в старую шахту, где они должны были умереть от перелома костей, без еды и воды. Она утешала себя лишь тем, что всего этого не было на свете, просто у кого-то слишком богатая и, может, больная фантазия. Но это оказалось правдой. Там не было ужасных демонов, а были люди. Но как же, как же люди могли быть такими? Как люди могли убивать себе подобных, детей, женщин? Как? Они не считали их себе ровней. Почему? А даже, если бы это и, правда, так было, неужели нужна такая жестокость? Зачем? Для чего это все было? Неужели только
Она легла в свою кровать и долго лежала без сна. Все это время Искорка была рядом, она молчала, ей нечего было сказать, нечем было утешить девушку. Кажется, она сама страдала от каждого слова Лавли, и так же вздрагивала от слов Вовы. Но она молчала, не смела сказать ни слова. Это пугало ее. Потом, наконец, Лавелина заснула. И странный сон ей приснился после этого.
Детская площадка. Карусельки, качельки... И яркий такой день, солнечный. И в этом сне она увидела маленькую Аврору. Вот она, живая, здоровая. Она улыбается своей детской искренней улыбкой, потому что иначе дети и не могут улыбаться. И она смеется, бегает по всей площадке, с горки скатится, на качелях посидит. И почему-то Лавли вдруг забыла все печали и тревоги. Ей хорошо. Ей хорошо даже больше, чем наяву. Она и не думает, что это сон, и что дочь ее давно не жива, ей просто хорошо. Она бегает с ней. И во сне, почему-то, рядом с Авророй Женька. И зачем он появился здесь? Он ведь никогда не дружил с Авророй, даже с Лавелиной он не общался. Но Лавли это как будто не волнует, во сне у нее совершенно другое мнение. Это когда почему-то человек создает себе во сне такую ситуацию, которую он считает совершенно правильной. И вопросы возникают совершенно другие. У Лавли единственный вопрос был, где ее малютка оставила свои ботиночки? Почему она бегает босиком? А Аврора смеется, она убегает от Женьки. Они играют в догонялки. Вот они там, вот здесь, играют друг с другом, как дети. А Женька здесь и правда как ребенок. Ему лет двенадцать. Про Аврору и не нужно говорить.
Тут посреди сна Лавелина начала плакать. Она плакала не страдальческими слезами, ее слезы такие теплые и радостные, но в то же время и страшные. Страшные в том смысле, что подсознательно она понимает, что это ложь, но видит такие прекрасные картины, которые не хочется разрушать.
Вот Женька с Авророй стали крутиться на карусели, Лавли прыгнула за ними. И тут как бы она понимает, что это не Женька, а Джек, то есть образ ее брата медленно перетекает в этот образ. И Лавли во сне этого не замечает. Просто теперь перед ней Джек. И все. Они катаются на карусельках. И тут, бац, Лавли не удерживается и отлетает. Ей не больно. Но она не видит Аврору и Джека. Она пугается, оборачивается во все стороны, крутится, бегает, но нигде не видит свою малютку. Ей страшно, она чувствует беду.
Тут она видит ее. Подбегает, обнимает, целует. Сзади какой-то силуэт. Она могла бы предположить, что это Джек, но это не он. Это уже другой образ. Это Стоун. Он вдруг прицеливается и стреляет. О ужас! Он попадает. Но попадает не в нее. Он попал в Аврору. Девочка испуганно смотрит на свою грудь. На цветочно-желтом платье появляется кровь. «Нужен доктор! Скорее!» — решает она и бежит с малюткой поскорее в больницу. Она прижимает Аврору к себе, главное теперь — ее не отпустить. Она понимает, что Стоун где-то там позади, преследует их. Вот люди у больницы. Такая большая толпа, она пытается протиснуться сквозь толпу, на нее давят, а кровь все хлыщет. Сама Лавли оказывается в крови. А у толпы все нет конца. Она пробирается и пробирается. Тут понимает, что Стоун опять стреляет. Причем на этот раз, он не попадает ни в Лавли, ни в Аврору. Он попадает в людей на улице. И те умирают на ее глазах, все в крови. Они тянут руки к Лавли, еще умирая, они пытаются утащить за собой Аврору. Уже везде она видит красную кровь, она бежит, вся пачкается, чувствует эти руки смерти умирающих, которые пытаются утащить с собой ее малютку.
И все красное! И все такое грязное! И кровь везде, и смерть, и кто-то утаскивает с собой Аврору. Она пытается найти ее, но не может. Внезапно кто-то дотрагивается до ее плеча. Она знает, что это руки зла. В руках у нее оказывается меч, или что-то острое. Она быстро поражает зло. Но это не оно. Это Аврора. Она падает. Лавли видит Джека в крови, мертвого.
Такого ужаса она никогда не испытывала. Она закричала, проснулась и продолжала кричать. На ее крик вскоре прибежали все. Ее пытались успокоить, а Лавли даже не понимала, кто перед ней.
— Что произошло? — это была Аделька. Она была ближе всех к ней. Женька тоже был рядом. Потом вбежал Джек. А она, наконец, перестала кричать. У нее не хватало воздуха, волосы были спутаны, а лицо красное.
— Это ужасно! — вскричала она и спрыгнула с кровати. — Я не могу даже сказать, насколько. Я… я… Это все это дурацкое место! Это вы все! Ненавижу! Ненавижу!
— Лавелина, — внезапно услышала она тоненький голосок Искорки.
— Ты! Была рядом со мной, — вскричала она со всей своей агрессией. — Я тебя чувствовала. Это ты виновата! — вскричала она.