Вольтижеры
Шрифт:
— Ну, это у меня от покойного родителя. А тому досталось от его родителя! У нас все в роду с первого раза и без промаха точно в голову! Ну, неужели терпеть?! Ведь шпана как распоясалась?! Сладу нет! А вам бы надо было еще разок из-за бака гранатой!
— Не было больше под рукой, — объяснил Евгений Павлович.
— Надо, чтоб было! А то случись что, и можно запросто сгореть по глупости! Соседка, правда, тогда сильно ругала за горшок. Это же ее цвет-то был! Но главное — это зрение! Кто первый заприметит, тот и верх возьмет! И следователь тогда тоже удивился, — с удовольствием вспомнил старик. —
— Феноменально! — искренне восхитился Евгений Павлович.
— И чего следователь к вам привязался?! Я все думал, думал. Ну, никак до меня не доходит! Я ему так прямо и выложил! А он мне говорит: самая высшая сила, отец, это правда! А самая высшая правда — это закон! Я долго после этого ломал голову и пришел к выводу, — тут он сильно понизил голос, — что скоро нам всем придется перейти на нелегальное положение, — обвел рукой обедающую публику. — А вы я вижу уже?
Евгений Павлович уклончиво покачал головой и слегка помычал, подумав: «Не без твоей помощи, старый осел!»
— Мне-то просто, — не унимался старик. — Я значок, — он показал на лацкан пиджака, — переколю на обратную сторону и порядок!
— Ну, вам-то нечего бояться! — успокоил его Евгений Павлович.
— Кто знает! — старик хитро улыбнулся. — Можете не беспокоиться. Я — молчок!
— Я в вас не сомневаюсь! — ответил Евгений Павлович.
Ветеран с достоинством удалился. К Евгению Павловичу подошла Наташка, поставила на стол соль и, еле шевеля губами, произнесла:
— Подожди на заднем дворе!
Он вышел, обогнул здание. Во дворе сидели на корточках какие-то серые оборвыши и жгли газеты. Хотели согреться. Но тепла от бумаги не было. Вскоре появилась Наташка. Она вытащила пачку американских сигарет. Протянула Евгению Павловичу:
— Винстон!
— Все шикуешь! — сказал он, вытягивая сигарету. — И выглядишь отменно!
— Да, брось ты! — отмахнулась довольная Наташка. — А сигареты Илья прислал!
— Илья? — изумился Евгений Павлович.
— Да, Илья! А чего ты удивляешься? Мы с ним до отъезда встречались. Вот и сейчас в гости приглашает, — небрежно заметила она.
«Ну и ну! Кто бы мог предположить…» — подумал он, а вслух произнес:
— Мне вот не посылает!
— И тебе бы прислал, но он адреса твоего не знает. Слушай! Чуть не забыла! Любка-то ждет ребенка! От Вальки!
— Не понял!
— Ну, тогда! Ну, чего непонятного-то! Это же Валька тебе тогда камнем закатал! Вспомнил?
— Если б раньше узнал, из-под земли бы достал твоего Вальку! — с наигранной угрозой произнес Евгений Павлович.
— Он не мой… Даже шрам стал еле заметный, — Наташка коснулась его лба и гордо добавила: — Обещал жениться!
— Дура твоя Любка! А Валька — подонок и щенок! — осуждающе сказал Евгений Павлович. — И когда только у вас ума прибавится? Видимо, никогда!
— Да ладно тебе! Опять воспитывать начал!
Вспомнив, что съел по Наташкиной милости обед и курит ее сигареты, восхищенно произнес:
— А выглядишь ты, конечно, великолепно! Что есть, то есть!
Наташка порозовела от удовольствия.
— Ты тоже неплохо, — сказала она, замявшись. — Хотя
Она сунула ему в карман пачку сигарет и побежала.
— Эй! — крикнул ей вдогонку Евгений Павлович. — Забери! Ты что?!
Но Наташка, обернувшись, только махнула на прощание рукой.
Евгений Павлович, не торопясь, тихонько мурлыкая себе что-то под нос, шел по Цветному бульвару. Справа среди домов затерялся тот самый, где он родился. А точнее, куда прибыл после рождения. Но никаких сентиментальных воспоминаний это в нем не вызвало. Витрины магазинов зияли темными провалами. Прохожих почти не было. Евгений Павлович, регистрировал происходящее вокруг, стремясь запомнить каждую мелочь, а также отдельные нюансы своего восприятия и возникающего при этом настроения. Дойдя до конца бульвара, он свернул направо и пошел вверх по Садовой. В кинотеатр «Форум», который почему-то был открыт, бочком, стараясь не привлекать к себе внимания, протискивались отдельные личности. Евгений Павлович зашел внутрь. Крутили американские фильмы. Билеты стоили фантастически дорого. Контролерша в короткой безрукавке, отороченной кроличьим мехом, внимательно проверяла билеты. Пропустив очередного зрителя, она пристально всмотрелась в Евгения Павловича. Приветливо заулыбалась. Это была соседка по балкону. Еще когда он жил на старой квартире вместе с родителями. Она, тогда еще сравнительно молодая женщина, работала на стадионе, и Евгений Павлович, будучи студентом, иногда пользовался этим знакомством.
— Сколько лет, сколько зим! — воскликнул он с деланным энтузиазмом. — Вы нисколько не изменились! По-прежнему, как огурчик и на боевом посту!
— Да, да… Я тебя сразу признала, сразу! Сколько воды утекло! Мой-то Павел Сергеевич уже пять лет, как помер!
— Да что вы! А такой крепкий был мужчина!
— А я в музее билеты проверяла, потом в театре работала, пока не закрыли, а теперь вот здесь! — и, переходя на шепот, добавила: — Платят неплохо, фирмачи доплачивают! Иногда даже сгущенку дают! Сгущенка — это вещь!
— Да, сгущенка — это вещь, — подтвердил Евгений Павлович и, потрогав ребристую рукоятку револьвера, добавил: — Но и бульдожка — тоже вещь!
— Бульдожка? — переспросила бывшая соседка и, помолчав, рассудительно произнесла: — Собаку сейчас не прокормить! Сами еле живы!
— Это, конечно, верно, — согласился Евгений Павлович.
Eмy захотелось немного погреться у чужой мудрости и услышать что-нибудь еще такое же основательное. Поэтому он спросил:
— Как вы думаете, возможна ли реставрация монархии? Причем самодержец чтобы непременно был членом КПСС?
— Да так оно и было все время! Что-то я не поняла!
— Нет! По-настоящему, со званием. Самодержец всея Руси!
— Какая ерунда! — отреагировала старуха. — Это кто же, аппаратчики мечтают?
— Может и они! Но я слышал от ветеранов на дармовом обеде, — ответил он.
— Просто рехнулись с голодухи! — объяснила бывшая соседка. — Ты проходи, садись на свободное место! — предложила она.
— Да я вроде не собирался, — замялся в нерешительности Евгений Павлович.
— Проходи, проходи! А потом подойди, поговорим, вспомним. Только обязательно подойди, не забудь!