Воля дороже свободы

Герасименко Анатолий

– Ах ты блядь, – прохрипел он, крутя головой.

– Что ты сказал? – испуганно переспросил не знавший словени Петер.

Кат с отвращением отбросил со лба потные волосы. Шипя, втянул сквозь зубы воздух.

– Я ж провидец, – ответил он. – И провижу, значит, что всё будет очень херово. Вот это самое и сказал.

XIV

Затевая эксперимент, Основатель планировал создать демократическое общество, где отношения между гражданами строились бы на честном обмене пневмой. Задумывалось, что колонисты получат равные

магические силы, и каждый при этом будет способен полностью контролировать собственный энергетический баланс. Таким образом, никто не сможет присвоить чужую пневму принудительным способом. Донор просто не отдаст энергию реципиенту, как бы тот ни хотел её отнять. Ведь даже боги ставили алтари в храмах, чтобы люди жертвовали энергию добровольно!

На практике всё обернулось гораздо печальней. В старину люди действительно отдавали пневму богам добровольно – после того как те казнили бунтовщиков и сжигали их деревни. Так и жители колоний научились отбирать энергию у себе подобных под угрозой смерти или насилия.

Лучший Атлас Вселенной

Дверь в квартиру была высокой, даже выше Ката. На отделку пустили какой-то дорогой сорт древесины с волнистым, будто бы пламенем нарисованным, узором. По краям шёл бордюр из круглых резных шишечек, а в центре неведомый краснодеревщик выложил мозаикой задумчивую звериную морду. У морды имелось три глаза: два на обычных местах, и один посередине, причём в последний был искусно, почти незаметно встроен дверной глазок.

Состояние бордюра, мозаики и всего остального свидетельствовало о том, что в дверь неоднократно и сильно били твёрдыми предметами. Кроме того, об неё много раз тушили окурки, как минимум трижды взламывали фомкой, и, кажется, совсем недавно кто-то справил нужду на коврик для ног.

Кат постучал в дверь.

Спустя минуту изнутри послышались осторожные шаги – человек, обутый в ботинки с твёрдыми каблуками, пытался ступать без шума. Получалось это у него плохо.

Шаги приблизились, затихли.

Послышался короткий вопрос на местном языке.

– Сударь Энден! – громко сказал Петер. – Мы – мироходцы, нам требуется консультация! Насчёт Разрыва!

Он, как и в случае с вахтёршей, говорил по-божески – чтобы понимал Кат.

За дверью было тихо.

– Сударь Энден? – Петер помолчал, напрасно ожидая ответа, затем ещё громче продолжил: – Нам дали ваш адрес в институте Гевиннера! Сказали, что вы занимаетесь проблемой с пустынями!

Обшарпанные стены подъезда гулко вторили мальчишескому голосу.

– Гельмунд Энден, Тикштрассе, сорок два? – Петер неуверенно нахмурился. – Если ошиблись, извините…

Заворчал, отпираясь, замок. Дверь приотворилась, и в щель выглянуло лицо – бледное, очкастое, обрамлённое неряшливой бородой.

– Вас здесь двое? – опасливо спросил обладатель бороды. Спросил на божественном языке.

– Двое, – сказал Кат. – А сколько вам надо?

Бородач поморщился, словно услышал что-то крайне глупое.

– Заходите, – сказал он и подался вглубь квартиры.

Петер тут же последовал приглашению. Кат по привычке оглядел подъезд и только потом вошёл, брезгливо переступив через коврик.

Бородач

дождался, пока они окажутся внутри, и запер дверь на здоровенную щеколду. Его клетчатые, хорошо пошитые брюки держались на шёлковых подтяжках, рубаха был застёгнута до самого горла. Из-под штанин выглядывали небольшие тёмные копыта, при ходьбе издававшие тот самый каблучный звук.

Внутри квартиры стоял крепкий холостяцкий запах: табак, ношеная одежда, вчерашний мусор. Отразившись по очереди в подслеповатом зеркале, что висело в прихожей, Кат с Петером прошли в большую, основательно захламленную комнату. Стены здесь были на две трети высоты оклеены старыми обоями в меленький цветочек. Потолок украшала фантазийная лепнина.

Посреди комнаты стоял круглый стол на кованых ножках, а вдоль стен громоздились книжные шкафы самого разного толка. Тут нашлось место и древнему, антикварного вида чудовищу с дверцами цветного стекла, и паре шкафов попроще, посовременнее, и совсем уж простецким, казённого вида книжным полкам, явно перенесённым из какой-нибудь муниципальной библиотеки.

И повсюду были книги. Плотно теснились на полках увесистые томики энциклопедий. Сгрудившись в ступенчатые холмы, пылились на широком подоконнике справочники. Лавинами расползались по полу журнальные подшивки: дрянная бумага, выцветшие буквы, пахучие коленкоровые переплёты. А на столе, покорно соседствуя с грязной посудой и пепельницами, вповалку лежали увесистые вековые фолианты. Один из них был раскрыт на середине, и весь разворот занимала гравюра какого-то маготехнического устройства.

Кату показалось, что он снова попал в букинистическую лавку. «Как тогда, на Танжере, – пронеслось в голове. – Только тот с рогами был, а этот – с копытами…»

Бородач встал у стола и, натянув подтяжки оттопыренными большими пальцами, произнёс:

– Гельмунд Энден к вашим услугам, господа. Вы что-то говорили про консультацию?

На свету стало видно, что он не так стар, как вначале показалось Кату: лет пятидесяти, а то и меньше. Просто добавляла возраста борода. И очки – круглые, в золотой оправе.

Кат почесал затылок. «С чего начать?»

– Я мироходец, – сказал он. – На мою планету пробился Разрыв. По земле расползается пустыня, всё уничтожает. Ещё немного – и дойдёт до столицы. Нужно это остановить. Вот и путешествую, ищу того, кто бы справился.

– У нас та же проблема, – мрачновато откликнулся Энден. – Боюсь, тут мало чем можно помочь. В принципе, вы обратились по верному адресу. У меня много публикаций о феномене Разрыва, я работаю над его изучением одиннадцать лет. Но не представляю, отчего началось это… бедствие. И как его остановить – тоже не знаю. К тому же, месяц назад исследования пришлось прекратить. Мне, видите ли, дали понять, что в моих услугах институт не нуждается.

– Вас уволили? – спросил Петер.

Энден пожевал губами. Потом шумно выдохнул, как-то сразу сократившись в размерах.

– Моему проекту обрезали финансирование, – сказал он с отвращением. – А лекции читать не для кого. Студентов нет. Что ж – ходить на службу, чтобы плевать в потолок целый день? Я и решил: посижу-ка дома. Хоть записи в порядок приведу. Вот… Перевёз сюда часть книг из института. Там – старое здание, сырость. Здесь сохраннее.

– Сочувствую, – пробормотал Петер.