Шрифт:
Балашов Дмитрий Михайлович
Воля и власть (Государи московские - 8)
Дмитрий Михайлович БАЛАШОВ
ВОЛЯ И ВЛАСТЬ
Новый роман Д. М. Балашова <Воля и власть> продолжает известный
цикл <Государи московские> и повествует о событиях первой половины XV
века: времени княжения в Москве Василия I, сына Дмитрия Донского, его
борьбе с Великим княжеством Литовским и монголо-татарами.
СОДЕРЖАНИЕ:
Глава 1 Глава 29
Глава 2 Глава 30
Глава 3 Глава 31
Глава 4 Глава 32
Глава 5 Глава 33
Глава 6 Глава 34
Глава 7 Глава 35
Глава 8 Глава 36
Глава 9 Глава 37
Глава 10
Глава 11 Глава 39
Глава 12 Глава 40
Глава 13 Глава 41
Глава 14 Глава 42
Глава 15 Глава 43
Глава 16 Глава 44
Глава 17 Глава 45
Глава 18 Глава 46
Глава 19 Глава 47
Глава 20 Глава 48
Глава 21 Глава 49
Глава 22 Глава 50
Глава 23 Глава 51
Глава 24 Глава 52
Глава 25 Глава 53
Глава 26 Глава 54
Глава 27 Глава 55
Глава 28 Комментарии
________________________________________________________________
Глава 1
Василий был в ярости. Бешено мерил шагами востроносых, шитых жемчугом, зеленых тимовых сапогов особную вышнюю горницу княжеских теремов, устланную восточным ковром и уставленную поставцами с дорогою русскою и иноземной посудой, которою не часто и пользовались - боле для пригожества стояла.
Уже дошла весть о стыдном разгроме Двины новгородскими молодцами, а уж задалась было она великому князю Московскому, и о взятии Орлеца, где был захвачен неудачливый ростовский князек Федор, посланный на Двину для сбора дани. (И неволею подступало так, заключать мир с Новым Городом!)
И более того: доходили смутные вести, что разбитый татарами Витовт* готов заключить новый союз с Ягайлой, отдающий в грядущем великую Литву в руки польского короля! Вот тебе и все высокие речи тестя, породившие надежды на то, что его, Васильевы, дети учнут княжить в Литве. Потому и разрешил он захватить Смоленск, не помог рязанскому князю, оттянувши его от Любутска, и позволил затем Витовту разорить всю Рязанскую землю, по сути, порушив старый московский договор с Рязанью, еще великим Сергием заключенный! Особенно стыдная измена, ибо за Федором, сыном Олега Рязанского*, была замужем его, Василия, родная сестра!
_______________
* Здесь и далее см. комментарии в конце романа.
И союз с тестем против Великого Нова Города... Слава Богу, что хоть новогородцы не дались на обман, не разорвали союза с немцами и не позволили втянуть себя в войну, возможным исходом которой был бы захват Витовтом Новгорода Великого! И испорченные отношения с Ордой, и гнев своей же боярской господы - все это даром, дуром и попусту!
А теперь смерть сына, проигранная Нову Городу война, и эта брюхатая (опять, поди, девку принесет!) упрямая литовская баба, которую он до дрожи любил, а сейчас до дрожи ненавидел, так и не уяснившая себе, что он не подручник Витовтов, а великий князь Владимирский, и православная Русь отнюдь не вотчина католического Рима!
А это уже не сказки, не слухи, не возможный оговор! Вот противень того подлого соглашения Витовта с Тохтамышем*, захваченный и привезенный ему, ему, великому князю Московскому!
Схватил, шваркнул об пол, додавил сапогом, как ядовитую змею, бесценный литовский кубок из яйца Строфилат-птицы в иноземной серебряной оправе. Хотел было разбить и кувшин белой глины, из далекого Чина привезенный, расписанный змеями и махровыми круглыми цветами тамошней земли, но удержался, жалко стало. Слишком дорога была китайская белая полупрозрачная посуда, которую не умел делать более никто в мире, ниже на Софьином Западе хваленом!
Софья немо смотрела, белея лицом, на яростную беготню
Женщина в тридцать лет, много рожавшая (за восемь годов брака четыре ребенка: два сына и две дочери - шутка ли!), вознесенная на вершину власти Владимирской земли, - великая княгиня Московская!– совсем не походила на ту сероглазую девочку, с которой Василий, в полузабытом замке, еще тоже не князь Московский, а попросту княжич, один из многих сыновей своего великого отца*, целовался у пахучей ржаной скирды в предместье польского города Кракова. И та сумасшедшая скачка, и слепо отталкивавшие его руки девушки, и ее нежданно жаркий поцелуй> и хрипло произнесенные слова: <Не забудешь, князь?> Где все это?! Утонуло в череде суровых лет, заполненных без остатка ежедневными трудами вышней власти! А теперь еще эта нежданная смерть Юрика, столь полюбившегося ее грозному отцу. Когда была она позапрошлым летом со всеми детьми в гостях у него в Смоленске, городе, отобранном батюшкой у бесталанного смоленского князя Юрия Святославича. Еще до этого страшного сражения с Едигеем*, до разгрома на Ворскле всей литовско-польской рати*, собранной отцом, разгрома, перевернувшего и перечеркнувшего все дальние замыслы родителя!
И как помнилось теперь, сколь сразу постарел отец: щеки обвисли, отчего круглое <котиное> лицо стало едва ли не квадратным, а под глазами легли тяжелые круги, и в глазах, полных по-прежнему властной силы, уже не вспыхивала озорная, юношеская удаль, что так привлекало к нему женщин и отчего у нее самой, у девочки-дочери, начинала сладко кружиться голова. Отец был торжествен и хмур. Он готовился к разгрому хана Темир-Кутлука, намеревался стать господином всей русской земли. Он не замахивался, как польские ксендзы, на святыни православия, напротив, послал с нею зятю дорогие иконы греческого и смоленского письма в окладах червонного золота и святые страсти Спасовы, принесенные некогда из Цареграда в Смоленск.
Мать держалась. Была все также роскошно одета в переливчатый шелк и фландрский бархат. Тщательно набелена и нарумянена, в алмазном очелье, в колтах, украшенных индийскими рубинами, но выдавали руки, потемневшие, сморщенные в узлах вен, высохшая шея, хоть и почти вся залитая серебром, жемчугом и лалами многочисленных бус. И Софья подумала вдруг: не в последний ли раз видит мать?
Она ткнулась лицом ей в мягкую обвисшую грудь, замерла, со страхом чувствуя, что вот-вот расплачется, нарушив весь торжественный чин встречи... Потом прошло. Вечером, после столов, ели материно любимое варенье, вспоминали Краков, Литву, Ягайлу и невольный свой плен в ляшской земле. Мать расспрашивала про Василия, и все не то и не о том, о чем хотелось с нею поговорить... Да и дети! Дети обвесили бабу свою, Ванек и Юрко, Нюша и крохотная Настя, которая, ковыляя, то и дело вставала на четвереньки и временем оставляла мокрые лужицы на коврах... И как тогда отец, с доброй улыбкою на лице, выходил, держа на каждом плече по внуку, и предсказывал им грядущую власть в русской земле...