Воля небес
Шрифт:
– Проклятье! – Юный капитан тут же вернулся на прежний курс, не давая жертве время оторваться. – Закрыть порты! Абордажная команда на нос! Авось сообразить не успеет.
– Я пойду! – Подьячий, обрадовавшись, побежал вперед. Наконец-то и для него дело нашлось!
В этот раз русской команде повезло – борта торгового пинка над бортами шитика почти не поднимались. Достаточно хорошо сблизиться – и можно просто перешагнуть. Ну, а рубиться с врагом – дело для боярина привычное, особой морской подготовки не требует.
Пробежавшись по палубе, на которой холопы перевязывали двоих раненых, Басарга махнул рукой:
– Сулицы подберите!
Паруса, доходящие на носу почти до самой палубы, хорошо прикрывали собравшихся у носовой надстройки людей. «Веселая невеста» время от времени виляла, словно собираясь атаковать – и каждый раз пинк отвечал отворотом в другую сторону. Шитик возвращался в кильватер – но дистанция после каждого маневра неизменно уменьшалась. Казалось, еще немного – и своим бушпритом «Веселая невеста» врежется торговцу в корму. Рулевой и хозяин купца тоже этого опасались. Подьячий видел, что они то и дело оглядывались. Но… Но корма – это просто корма. А бушприт – это носовые паруса. Без них преследователи сразу отстанут. Посему пинк и не думал уворачиваться от возможного тарана.
– Чего-то мало их у руля… – в очередной раз выглянув из-за надстройки, удивился подьячий.
– Так у пушек команда, боярин! – ответил один из холопов.
«Веселая невеста» вильнула влево, в очередной раз пугая врага, – и Басарга тут же метнулся вперед, на самый нос, что есть силы метнул легкое копье в рулевого, потом еще одно, для подстраховки. Хозяин корабля обернулся – но подоспевшие холопы забросали сулицами и его. Пинк не отвернул, «Веселая невеста» прошла бушпритом мимо кормы, сблизилась бортами – подьячий прыгнул, перемахнув полусаженный разрыв, потерял равновесие, упал, сразу откатился, освобождая место холопам, вскочил на ноги, выхватил саблю, косарь, побежал вперед.
Нападающих уже заметили, у задней мачты боярина встретили двое иноземцев в кафтанах, попытались насадить на короткие пики. Леонтьев привычно подбил острия вверх, одновременно закатываясь под древки, снизу ударил косарем и саблей в животы сразу обоих врагов, прошел между ними, принял на косарь длинный выпад шпаги, отводя за плечо, рубанул руку саблей у локтя и тут же, обратным взмахом, завершил стычку ударом по горлу. Отступил, встречая сразу двоих защитников пинка, отбил тесак одного, второго, опять первого, попятился еще на шаг, не выдерживая натиска, резко метнулся вправо, чтобы хоть на миг оставить себе только одного врага и сбоку, благо изогнутый клинок позволял, кольнул его саблей. Мореход извернулся, парируя слабый укол – и боком напоролся на тяжелый удар косаря. Второго врага смахнули холопы, а потому Басарга стал пробиваться вдоль борта дальше, на палубу к пушкам. Простая и привычная ратная работа: отвести выпад, поднырнуть, уколоть. Сделать шаг вперед, парировать, ударить головой в лицо и, пользуясь заминкой, уколоть косарем, отклониться от шпаги, отбить летящее в лицо острие пики…
Внезапно что-то перед ним мелькнуло, в груди возникло море нестерпимо горячего кипятка, плеснуло в стороны – и он потерял сознание…
Очнулся Басарга с таким ощущением, словно у него на груди лежит огромный, тяжелый валун с торчащими во все стороны острыми гранями. Он открыл глаза, попытался было встать – но «валун» не дал, послав по телу волну такой боли, что боярин громко застонал и, откинув голову, снова опустил веки.
– Очнулся, батюшка?
От
– Что это было? – поморщился боярин, с трудом хватая ртом воздух.
– Сказывают, топор в тебя метнул кто-то. На юшмане две пластины рваные да поддоспешник разрезан. Но сама рана неглубокая, аккурат в кость грудинную удар пришелся. Но кости, вестимо, поломаны. И грудина сама, и ребра ближние. Лекаря у нас на шитике нет. Он бы вернее сказал. Мальчишка наш шустрый, Тимофей который, молвил, месяца полтора тебе теперь лечиться. Ходить, сказывал, через неделю сможешь, дышать через три. Через месяц здоров ужо будешь, но боли и слабость токмо через полтора месяца отпустят.
– Он не мальчишка. Он капитан! У него на то звание патент адмиралом царским выписан! – не без гордости поправил холопа Басарга. – Учат их в приюте на совесть. Коли сказал – так, верно, и будет. Чего там снаружи?
– Один парусник удрал, два взяли в целости, еще два без мачт, но на плаву, – подробно отчитался Тришка-Платошка. – Польские они, из Гданьска. Гружены рожью. Ныне Тимофей к Борнхольму всех ведет. Капитаны датские у нашего мальчишки прощения прилюдно просили. Каялись за ослушание, просили Карсту-иноземцу не сказывать. У них корабли тоже все поломаны, еле ковыляют.
– Они же языка не знают!
– Да вот вспомнили! – ухмыльнулся холоп.
Басарга тоже усмехнулся – и тут же застонал от боли.
– Это сколько же я валяюсь?
– Да второй день всего, боярин. Но до берега поднимешься. Тимоха… Капитан, то есть… Сказывает, что на культяпках, что заместо мачт у них остались, недели две до берега ползти придется. Да и то при хорошем ветре.
Юный капитан ошибся всего на два дня – в порт Ренне покалеченная эскадра добралась за двенадцать суток. И первое, что увидел Басарга, уже способный выходить на палубу, – так это три изувеченных флейта адмирала Роде, стоящие у причала. Впрочем, на них уже кипела работа: плотники заделывали проломы в бортах, готовили к установке новенькие мачты, ожидающие своего часа на берегу.
Датчанин примчался на шитик через час после того, как «Веселая невеста» пришвартовалась на отведенном ей месте.
– Ты, никак, ранен, мой господин?! – застучал по доскам палубы коваными каблуками Карст Роде, ныне одетый уже в кафтан с золотым шитьем да со шпагой на поясе. Эфес буквально сиял множеством самоцветов и золотых завитков, а борода морехода была так старательно вычесана, что пушилась, словно кошачий подшерсток.
– Не повезло, – кратко ответил Басарга. – А твои корабли кто так лихо пожевал?
– Ты не поверишь, хозяин, в капкан попал! – охотно ответил датчанин. – Возле Карлскруны когг заметил, хорошо груженный да без пушек. Мы все дружно к нему, а тут с наветренной стороны три флейта, да зараз от моря отрезать попытались!
Карст Роде самодовольно ухмыльнулся, постучал пальцами по эфесу:
– Сие есть шпага адмирала тамошнего. Взята абордажем вместе с самими флейтами. – Датчанин прошел из стороны в сторону: – Сеча, скажу тебе, выдалась славная. Половину людей своих я потерял да корабль один из эскадры. Тот, что ныне в ремонте, это свейский, сиречь трофей мой. Два других флейта мы так раздраконили, что подпалить пришлось за бесполезностью. Ну да ничего, мастера тут умелые, через неделю вся эскадра опять на ходу будет!