Воображала
Шрифт:
— А этот срыв… он обязателен?
— Конечно! Что характерно, они отлично знают, что я не дам согласия на правленый без моего ведома материал! Это был бы прецедент, понимаете?! А моя статья тоже обязательна, что характерно, анонс уже был, интерес подогрет. Нет, они всё хорошо рассчитали.
— Послушайте, я, конечно, не специалист… — вид у Михалыча несчастный, как у ленивого и достаточно мудрого кота, которого слишком активные и недостаточно мудрые хозяйские дети пытаются использовать вместо половой тряпки. — Мне не совсем понятно, в чём проблема? Если редактор согласен
— Да в том-то и дело, что я не могу перепечатать это! — человечек со всего размаха шлёпает на стол пачку листов, — Я пытался! Всеми способами! На разных машинах! Но у нас в редакции — ни одной нормальной машины! Все с этой вирусной придурью! Все! Что характерно!
Михалыч крякает. Чешет волосатую грудь. Искоса бросает злой взгляд на радостного старлея. Говорит осторожно:
— Техника — оно, конечно… того, этого. Но раз уж так… хм-м… вышло… Почему бы просто не взять ручку и не… хм-м… исправить? По старинке?
Выражение лица сочувственно-добродушное и очень терпеливое. Акула пера секунду смотрит на него, наливаясь тихой злобой, шипит ядовито:
— Умный, да?! — неожиданно суёт пачку гранок и маркер Михалычу, кричит с ненавистью. — На! Сам попробуй! От руки! По старинке!
— Гражданин, а вот за оскорбление при исполнении… — с полтычка заводится старлей, и даже встаёт, делая намёк на движение в сторону зарвавшейся акулы, но Михалыч вдруг говорит изменившимся голосом:
— Ша!..
Негромко вроде бы говорит. Но оба оборачиваются к нему. Камера крупным планом выхватывает замазанный чёрным кусок текста, над которым от руки написано «Электра», и успевает поймать тот момент, когда по буквам проходит лёгкая рябь, слово разрывается на два, изменяясь. Теперь почерком Михалыча над зачёркнутой фразой написано «Леди Вольт».
Удивлённый свист. Голос старлея растерянно:
— Ничего себе!..
— Вот видите? — говорит акула пера устало, и становится видно, что никакая это не акула, а просто насмерть перепуганный карась со вставной челюстью.
В дверях возникает растерянная машинистка с листком.
— Ребята, тут какая-то ерунда получается… Я отчёт оформляла, по делу Конти… Ну, помните, с потеряшкой, он заявление отозвал, а с контроля сразу не сняли… И, похоже, что-то с принтером. Вроде бы не сломался, но… Как только доходит до имени…
Она замолкает испуганно, потому что все оборачиваются к ней. Голос Михалыча мягок и обманчиво ленив:
— Ну так и что же там с именем?
— Вы будете смеяться! — обиженно говорит машинистка, выставляя перед собой лист, как щит.
Старлей, хихикая:
— Что, тоже Леди Вольт!
Машинистка (растерянно):
— А как вы догадались?..
Пауза.
Михалыч (в пространство):
— И что нам теперь с этим делать?..
*
смена кадра
*
На сером экране компьютера два коротких синих слова «Конец игры».
Несколько секунд Воображала продолжает смотреть на экран, лицо напряжённое. Встряхивает головой, трёт пальцами виски. Задевает прицепленные датчики, машинально отдирает
Воображала встаёт, и медсестра отлетает к дальней стене, сшибая на пути людей и приборы. Лицо удивленное.
С разных сторон к Воображале бросаются сразу несколько человек, она отшвыривает их взглядом. У неё жёлтые глаза, сильно увеличенные клыки и манера по-волчьи подтягивать верхнюю губу. Она стоит, втянув голову в плечи и засунув руки глубоко в карманы брюк (расцветка нестерпимо-яркая, ядовитая, почти светящаяся). А вокруг взрываются мониторы, падают шкафы, вихрем закручиваются серпантинные ленты распечаток, осколки стекла, обломки мебели. Включается сирена…
*
смена кадра
*
Грохот вышибаемой двери. Она падает в комнату, через неё перепрыгивают ребята в пятнистых комбинезонах. Мгновенно рассредоточиваются.
Конти смотрит на них обиженно:
— Вот же гадство!.. Заметь — именно тогда, когда кончились патроны…
Качает головой, протягивает руки с сомкнутыми запястьями, как для наручников:
— Вяжите! Но попрошу отметить добровольное…
Его аккуратно отодвигают в сторону, толкают обратно на диван со словами:
— Посиди, отец, про тебя приказа не было…
Глава 13
Конти переводит растерянный взгляд на Врача, тот вжимается в стенку, протрезвевший и наглеющий от страха:
— Я никуда не пойду!
— Ну, это-то как раз вовсе и не обязательно, — успокаивает его Конти философски. — Шлёпнуть они тебя могут и здесь.
Один из громил оборачивается неодобрительно. Информирует:
— Велено живым. И вежливо.
Конти смотрит непонимающе, потом, хохоча, валится на диван, давит сквозь смех:
— Нашёлся!.. Я же говорил! Нет, ты понимаешь, да?! Всё-таки нашелся, хотя бы один!.. А Тори, она… девочка послушная!..
*
смена кадра
*
Грохот. Клубящаяся пыль. Вой сирен.
Воображала идёт по коридору. Перед ней всё взрывается, за ней — рушится. Падают огромные балки железобетонных перекрытий, трескаются стены, мыльными пузырями вспучиваются бронированные панели, оседают камни. Сквозь грохот временами прорывается бравурный марш.
Проблеском — десятилетняя Воображала в белом халате идёт по коридору больницы. Не идёт — танцует (в бункере у неё походка более тяжёлая, а лицо — злое). Вой сирен. Мигание аварийной системы. Шипение вырывающейся из порванных труб воды и перегретого пара.
Дядя Гена быстро почти бежит по перекошенному коридору. Тучи пыли, оторванные панели, перепутанные провода и кабели висят рваными космами, обломками костей торчит арматура. Что-то искрит. Под ногами хрустит стекло.
Рядом семенит Рома.