Воплощение
Шрифт:
– Именно! В месте Силы!
– Карл-Мария едва не приплясывал на ходу.
– И он её не бил внезапно по голове, если вы об этом подумали. Просто взял за руку - и она ничего не смогла ему сделать.
– Избранный… - прошептал Гиммлер, но тут же справился с волнением.
– Вы его проверяли?
– И не раз, - подтвердил мистик, - результат повторяется. Более того, в ходе последних экспериментов он смог, удерживая Кристину, слабо влиять на расположенные рядом объекты. Я рискнул проверить его способности на себе - и тоже сработало! Мой Небесный Огонь в такие моменты с трудом меня слушался и утекал вовне, словно вода из дырявой чаши…
–
– Он здесь?
– Избранный в этой камере, - остановился наконец у нужной двери Вилигут.
– Мы на всякий случай задержали остальных разнорабочих и весь прочий персонал, но проверка показала отрицательный результат. Они тоже тут…
– Эти меня не интересуют, - отмахнулся от трёх десятков “чистокровных” и проверенных товарищей, состоящих в одной с ним партии рейхсфюрер СС.
– Режьте на части, приносите в жертву, используйте в опытах - главное, чтобы они молчали.
– Будет исполнено, - отставной австрийский полковник дёрнулся, непроизвольно выпрямляя спину и прерывая начатое движение воинского приветствия.
– Мы уже нашли семью Германа Вернера и везём сюда. Правда, если верить переданным вами манускриптам, шанс на наличие тех же способностей у родственников исчезающе мал…
– Всё равно проверяйте… Только вежливо и аккуратно, а не как обычно, - распорядился Гиммлер.
– Герман здесь? Открывайте, я сам с ним поговорю. Вы всё правильно сделали, герр Вилигут, но теперь нам нужно его добровольное сотрудничество во славу Нации.
Генрих задумался, и сам себе кивнул:
– И подготовьте отряд только из неодаренных для поездки в Швейцарию. Начинаем работы по проекту “Зеркало”. Если сможете получить хоть какой-то результат, считайте, что вписали своё имя золотыми буквами в историю Третьего Рейха. Про такие мелочи, как подчинение “Аненербе” лично фюреру, выделение в самостоятельную организацию и неограниченные фонды для исследований я даже не говорю*...
[*1 января 1939 года “Аненербе” стала независимой организацией и получила прямое расширенное финансирование из бюджета Третьего Рейха, наравне с ракетной программой фон Брауна и работами по созданию атомного оружия.]
Часть 2, глава 11.
Часть 2. Кадры решают всё.*
[*И.В. Сталин, 1935 год.]
11.
Лето! Каникулы! Каждый день можно открывать глаза и понимать: сессия осталась в прошлом. Не навсегда - о, нет, конечно. Пока - не навсегда. И уж точно у меня впереди много пробуждений, когда можно не начинать свой день с планирования по часам и минутам, а просто плыть по течению, лениво подчиняясь неизбежным обстоятельствам вроде голода, жажды…
– Сыночек, ты проснулся? Завтрак уже на столе и остывает!
…или родителей. Блин.
– Сыночек?
– хмуро переспросил я у матери, добравшись до кухни.
Родительская квартира - после практически года жизни на съёмной - казалась неуловимо-чужой. Кроме того, как внезапно выяснилось, чашки, ложки, тарелки и прочие предметы первой пищевой необходимости, мать кладёт совсем не так, как мне удобно. Вчера, например, я битых десять минут искал средство для мытья посуды и щётки, перерыл всё. И, разумеется, не догадался, что кто-то может умудриться положить
– Сыночек!
– с энтузиазмом откликнулась родительница.
– Доброе утро!
Я покосился на часы, показывающие восемь тридцать, и мужественно промолчал. Вместо этого поинтересовался другим:
– Ты раньше не называла меня так… уменьшительно-ласкательно.
– Ты вернулся домой, и я только теперь поняла, как по тебе соскучилась!
– посмотрела она на меня с глупой улыбкой.
Я опять проглотил всё, что было готово сорваться с языка: отлично выучил, к чему какая реплика приводит. “Я уже большой, мам.” - “Раз ты так говоришь, значит, ещё маленький.” “Мне семнадцать уже, если что” - “О, ну тогда тебя уже не должны задевать сюсюканья, правда?” Иногда даже самые близкие люди безумно бесят, и ничего не поделаешь. Все, кроме Ми. Наверное, потому, что она совершенство и идеальная девушка - вот без всякого преувеличения.
Последнюю мысль я отправил по телепатическому каналу, подкрепив нужной волной чувств. Ответная волна тепла, приправленная малой толикой слегка игривого смущения, заставила меня блаженно улыбнуться про себя, и в реальности тоже. Вот так гораздо лучше, чем “радовать” родительницу кислой рожей… А, чёрт!
– Мама, это что?
– улыбку удержать не удалось.
– Сырники, - радостно ответила она, и добила: - со сгущёнкой. Что-то не так?
Говорят, если завтрак невкусный, значит вы его едите на двое суток раньше, чем нужно. В детстве я терпеть не мог помидоры, зелёный лук, почему-то горох и ещё уже не помню что. Постепенно пропущенные по обстоятельствам обеды в школе убедили меня в обратном, а уж после начала студенческой жизни я и вовсе серьёзно пересмотрел свои взгляды на питание. Ну там, знаете: “горячее не может быть сырым” и “съедобное не может быть невкусным”. Тем не менее, сырники так и остались в моём чёрном списке вместе с капустой-брокколи. Бывает. Не могла же мать про эту мою маленькую слабость забыть за год?
– Я не ем сырники, ты же знаешь, - аккуратно отодвинув от себя тарелку, напомнил я.
– Что за глупости?
– тарелка была решительно задвинута мне под нос.
– Ешь! Ещё варенье есть, если сгущенки не хочешь. Малиновое!
– Серьёзно?
– я посмотрел на мать поверх румяных оладушек и, на всякий случай, принюхался. М-да, всё так же воротит, как и раньше, от одного запаха.
– Мам, а ничего другого нет?
– Неужели творог был скисшим?
– мама ничтоже сумняшеся отломила кусочек сырника рукой прямо на моей тарелке и отправила в рот.
– Умм, нофмально фсё. Не понимаю, чего ты раскапризничался, как маленький?
Любимый аргумент последних двух лет пошёл в ход. “Маленьким” родители меня перестали называть где-то с семи лет - наоборот, поощряли самостоятельность и говорили “уже совсем большой”. Я старался соответствовать - сначала действительно из детской гордости, а с двенадцати лет - следуя нашему с Мирен плану. И вот - как прорвало.
– Слишком рано разбудили, вот и аппетита нет?
– с намёком предположил я, вставая из-за стола.
– Но ты же всегда просыпался чуть свет, даже будильником не пользовался… - с недоумением донеслось мне вслед. Дом, милый дом. И как я тут прожил пятнадцать с половиной лет? Главное, меня же все эти мелкие привычные неудобства раньше совершенно не напрягали…