Вопреки всему
Шрифт:
— Совершенно верно. И мне одной не справиться, кроме того, я не уверена…
— Да?
— Я не уверена, что смогу содержать себя, не говоря уже о другом человеческом существе. — Луиза испустила долгий вздох. — Это было бы попросту недобросовестно. Я не хотела, чтобы это произошло. Чем больше я смотрю на детей, имеющих родителей, семью, которая их воспитывает и содержит, тем больше убеждаюсь, что не могу это сделать. Это было бы несправедливо, тем более что и моя собственная жизнь не устроена. Я ничего не могу дать ребенку, ничего не могу ему посоветовать, чему-то научить.
— Понятно. — Он
— Разве этого недостаточно? — Луиза неловко поерзала на стуле. — Пожалуйста, не вынуждайте меня чувствовать себя виноватой. Это так трудно. Вы даже не представляете, как это больно. У вас нет права делать эту боль еще мучительней. Я в жизни не чувствовала себя настолько скверно.
Его карие глаза смотрели на нее изучающе. Луиза поддалась собственным, долго сдерживаемым — слишком долго! — эмоциям. Нужно взять себя в руки. Но как ни старайся избегать бурного проявления чувств, они все равно существуют, никуда не денешься.
— Вы не можете представить, как это невероятно — быть беременной. После стольких лет автономного существования ты больше не одна, ты не живешь только для себя и ради собственных эгоистических интересов. И вместе с тем ты понимаешь, что это невозможно вынести. Ужасно, если я сделаю аборт, и так же точно ужасно, если я стану матерью-одиночкой. Можете вы это понять? Вот что в этом случае значит иметь выбор. Что предпочли бы вы в таком положении?
— Так вот каковы ваши чувства? — Баласингам смотрел на нее с глубокой печалью.
— Разумеется. А вы бы пожелали мне устроиться в голубином гнездышке? Я всего лишь статистическая единица. Но никто этого не осознает.
Луиза полезла в карман за носовым платком: глаза у нее были на мокром месте. Извлекла на свет смятую бумажку с нацарапанными на ней шариковой ручкой какими-то словами и уставилась на нее. В памяти возник мужчина с большими зелеными глазами. Бумажка слиплась: она тогда зажимала ею истекающий соплями нос, пока они двое шли в маленькое кафе при дороге. Она совсем забыла о том, что так и не выбросила смятый листок. Луиза сунула бумажку обратно в карман и воспользовалась бумажной салфеткой из ящичка, который доктор придвинул к ней по столу.
— Простите. — Луиза высморкалась и прерывисто вздохнула. — Я прямо разлилась рекой. Просто невероятно, что со мной такое случилось. Никогда в жизни не плакала так много.
— В таком случае, — услышала она мягкий голос лысого доктора, — вам надо сейчас выплакаться до последней слезинки. А пока вы этим занимаетесь, я приготовлю для нас обоих по чашечке растворимого кофе. Если только найду электрический чайник. Он был где-то здесь.
Луиза смотрела, как он шарит по шкафам в поисках чайника; наконец он его нашел и триумфально помахал им перед носом у Луизы.
— Мне, по крайней мере, хватает одного, мисс Твигг, — объявил он с веселой улыбкой. — Времени.
Глава 7
Проснувшись на следующее утро, Луиза увидела, что солнечный луч пробрался к ней в спальню сквозь дырочку в шторе и по пути к кипе старых газет, громоздящихся на комоде, высветил миллион пляшущих пылинок. Луиза
Тост, намазанный маслом, с яичной массой посередине. Два яйца, если говорить точно, и два ломтика тоста. Луиза не пробовала взбитых яиц с тех пор, как мать готовила для них завтрак перед уходом в школу. Почему она забыла, как это вкусно? А потом она подготовится и пойдет на собеседование в центр по трудоустройству, взяв с собой все бумаги, правильно заполненные. Сознание того, что все идет хорошо, снизошло на Луизу. Все устроится. Надо только делать все по порядку, поочередно и оставаться спокойной. Она удовлетворенно вздохнула и бросила взгляд на радиобудильник, чтобы узнать время.
— О Боже! — Луиза рывком села в кровати. — О нет, о нет, о нет!
Она выскочила из постели и распахнула шторы. Солнце потоком устремилось в комнату, ослепив Луизу. Она ринулась сквозь поток пляшущих пылинок в ванную, на ходу стаскивая с себя футболку, включила душ и прыгнула в ванну. Вода была холодная, Луиза вскрикнула и начала поворачивать рукоятку в другую сторону; на плечи ей обрушились струи чуть ли не кипятка в облаке пара. Она одной рукой налила на волосы шампунь, а другой принялась намыливать подмышки и пришла в ужас от того, что там обнаружила. Когда она в последний раз сбривала волосы под мышками? Под каждой образовалась аккуратненькая поросль. Однако, орудуя зубной щеткой и одновременно пытаясь смыть с волос шампунь, Луиза резонно рассудила, что теперь это не имеет значения. Значение имеет лишь то, что она приняла решение и что жизнь ее в корне изменилась.
Она вихрем пронеслась через кухню, задержавшись только для того, чтобы обследовать холодильник и жадным взглядом окинуть содержимое. Это еще одна вещь, которую следует изменить. Отныне она будет битком набивать холодильник полезными для организма продуктами. Сегодня пройдется по магазинам по пути домой. Прорысив далее в спальню, Луиза порылась в груде нестираной одежды со скоростью молотилки и натянула на себя толстый зеленый джемпер и красные джинсы на пуговицах.
Одежда пока не сделалась тесной, все было как положено, но ей пришлось поморщиться от боли, когда она заталкивала груди в бюстгальтер, причем у нее даже зубы заныли. Это было нечто новое. Болезненные титьки. Но и это уже не имело значения, мало того, Луизу больше не волновало, какие они.
— Я женщина, жен-щи-на, — пропела она, вытирая переносицу, и поднесла к глазам щеточку с тушью. — И я это повторю. Я женщина… Ой!
Луиза схватила жакет, сложила свои бумаги и сунула их в пакет Кооперативного общества (в надежде, что секретарша с короткой стрижкой отнесется к ней более сочувственно, если она явится с этим дешевым пакетом, а не с сумочкой от Хатчарда), застегнула «молнию» на сапогах до колен и пулей вылетела из подъезда.
Погода была ясная, солнечная, но декабрь есть декабрь. Луиза накинула шарф на плечи и зашагала по Южной Илингской дороге, любуясь белизной зданий при ярком свете солнца. Луиза натянула перчатки и пошевелила пальцами. Скоро Рождество.