Вопросы священнику

Шуляк Сергей

Иногда спрашивают, почему реальность Бога не так очевидна, как реальность видимого мира? Мы видим солнце, землю, но почему мы не ощущаем Бога столь же непосредственно? Попробую ответить примером. Оказывается, впервые увиденное северное сияние производит очень сильное впечатление, настолько сильное, что многие плачут от какого-то необъяснимого ужаса. Или солнечное затмение: животные мечутся в страхе, собаки воют... Представьте себе луну, яркую, красную, висящую на горизонте. Вы видите, как она начала увеличиваться, уже закрыла полнеба, — наверное, это было бы жуткое зрелище, оно бы давило, волновало, вселяло страх, для слабой психики это было бы просто ударом. Вспомните сцену из “Фауста”, где Фауст, желая познать тайны природы, вызывает Духа Земли. И когда в мощном

взрыве тот появляется, Фауст падает и не может встать, настолько потрясает его мощь случившегося.

Так вот, величие и мощь запредельного Бога таковы, что мы просто не в силах это перенести. Только умалившись, только сравнявшись с нами, Он может нами восприниматься. Бог тушит Свою мощь, тушит Свою безмерность, умаляет ее и поэтому воплощается. Воплощение должно было свершиться, даже если бы не было Голгофы, даже если бы история была другой и история Богочеловека была другой. И вот перенесемся в момент свершения таинства Евхаристии. Это ведь опять воплощение. Опять сила Божия не незримо, не чисто духовно, а вполне реально входит в трапезу предложения, которая через несколько мгновений станет частью нашего организма. Она питает нас, мы причащаемся плоти и крови, хлебу и вину, пшенице и винограду. И Сам Христос входит в плоть и кровь природы.

В тот момент, когда Он сказал: “Дана Мне всякая власть на небе и на земле”, — Он стал повсюду. У Христа была власть, была как у Небесного Существа, но как Богочеловек Он был связан, скован: Он уставал, нуждался в воздухе, пище, не имел полной власти над природой. Конечно, Он мог исцелять, конечно, Он в конце концов победил смерть Своей божественной силой, но полноты этой власти у Него не было, Он был ограничен. Теперь же мы имеем право говорить, как выражается Тейяр де Шарден, о “космическом Христе”, о Христе, который вознесся не в какое-то место над вселенной, а во всю Вселенную. Христос распростер Свои руки по всему мирозданию, то есть Бог воплотился, сделав Вселенную Своей плотью и кровью. Это освящение природы, космоса, плоти, освящение, которое ведет к будущему преображению. И залогом этого для нас является Евхаристия. И когда священник приходит на дом к больной, а она лежит в грязи и вони, где-нибудь за шкафом, и на грязный столик, в убогой обстановке ставится дароносица; крошечная дароносица стоит сиротливо среди черных лохмотьев, среди всего этого несчастья, — это именно то, что может и хочет совершить Господь. Он пришел, и эта трапеза стала светящейся точкой в грязи, тьме, болезни, нищете. Он входит всюду, и для Него нет ничего нечистого. Он сходит в любое место, даже в преисподнюю.

И за каждой Евхаристией переживается Тайная Вечеря, и переживается гораздо больше, чем тогда. Потому что в тот момент апостолы не понимали, что происходит, они только запомнили все сказанное Господом, они были взволнованы, но они не знали, что это. Мы, по сравнению с ними, в более выгодном положении, потому что мы знаем, что совершалось, и мы благодарим за это. Поэтому Господь говорил: “Лучше Мне уйти туда, и тогда вы будете иметь Меня в большей полноте”. Потому что тогда Он был ограничен, а теперь Он перед каждым престолом, в каждом доме, каждая чаша есть Его сердце.

Есть на Западе такой культ: “Сердце Иисуса”. Это, конечно, образ: просто сердце — это символ любви, и вот это Сердце Себя отдает, как та легендарная птица, которая кормила детей своей кровью. Эта птица часто изображалась на средневековых фресках и витражах — птица, выклевывающая свою кровь и дающая ее птенцам. Таков путь и способ действия Христа.

Схоластические вопросы — “Каким образом опреснок или просфора становятся телом и кровью Христа?”, “В какой момент времени это происходит?” и т.п. часто превращались просто в досужие рассуждения, иногда споры. Но ведь все это не по делу! Речь ведь не идет о каком-то химическом превращении — это вообще абсурдно. Здесь гораздо больше, чем какое-либо превращение. Когда Христос говорит: “Вот Моя плоть и кровь”, — это означает, что Он отдавал людям всего Себя, это нечто невыразимое, это нечто гораздо более глубокое, чем, например, понятие транссубстанции или что-нибудь

в этом роде. На самом деле нам не нужно и не дано это знать. Важно то, что Он Сам сказал: “Я с вами, Я здесь, Я вам отдаю Себя, вы будете пить кровь и есть плоть Мою, то есть вы будете причастны Мне”. Это не духовная, идейная или, что гораздо хуже, идеологическая причастность. Он говорит о том, что священной трапезой будет Он Сам, и в конце концов оказывается, что Он воплощается в нас! Вершиной и центром Евхаристии является воплощение Христа в нас самих.

И вот священная Евхаристическая трапеза разделена между присутствующими, она вошла в их тело, она слилась с ним, она растворилась в нем, и каждый несет Христа в себе. Как он несет в себе природу, плоть которой он через пищу принял, так же он несет в себе Христа, плоть Которого в Евхаристической трапезе он принял. Цель Христа — и сделать нас причастными Себе. Приняв крещение, мы становимся Его инструментом. Он должен действовать в нас, и наша трагедия в том, что мы еще недостаточно достойны.

Люди безрелигиозные или антирелигиозные правы, когда судят о нашей вере по нам самим, потому что Христос хочет, чтобы мы являли Его, представляли Его и воплощали Его во всем своем облике. И каждое причащение нам не только об этом напоминает, но напоминает настойчиво и о том, что мы с Ним соединяемся, что Он живет и действует в нас и нами. Причащение дает незримую благодатную силу для того, чтобы мы могли это делать. И тогда все прекрасно: Христос горит в нас, живет в нас, и мы делаем то, что раньше делать были неспособны, что сейчас делаем Его силой.

Это великая вещь — Евхаристия, которой Христос присоединил нас к Себе, сделал каждого из нас не только апостолом, но больше чем апостолом — носителем Его силы! Это и счастье, и благо, и радость, и источник бесконечной энергии.

7. Как причастить ребенка?

Вопрос:Как причастить ребенка?

Отвечает священник Константин Пархоменко:

В Православной Церкви мы причащаем не только взрослых, но и детей. Дело в том, что благодать Божия действует не только на подходящего к Богу «разумно». Сила Божия действует и на тех, кто не понимает, что происходит. Она воздействует на душу, на сокровенное ядро человеческой личности. Поэтому мы допускаем совершать Таинства и над детьми, и над людьми психически неполноценными и больными.

Ребенка можно причащать сразу после того, как над ним совершено будет Таинство Крещения.

Детей подносят к Чаше с Телом и Кровью Христовыми и причащают прежде взрослых. Держим их, если это младенцы, в лежачем положении на правой руке, лицом вверх. Называем полное христианское имя ребенка: не Леша, но Алексей, не Маша, но Мария. Затем относим ребенка в сторону и даем ему запить. Как взрослые запивают после Причастия, чтобы во рту не осталось ни крошки Тела Христова, так же запивают и дети. Взрослым обычно наливают морс или воду на специальном столике, детям же можно дать попить из принесенной с собой бутылочки.

8. Должен ли ребенок перед Причастием поститься?

Вопрос:Должен ли ребенок перед Причастием поститься?

Отвечает священник Константин Пархоменко:

Тут единого ответа нет. Некоторые священники говорят, что и младенец должен причащаться натощак, как и взрослые. Но наиболее приемлемыми считаются следующие советы.

Дети, которые питаются только материнским молоком, не должны перед Причастием поститься. Их можно кормить и нести к Святой Чаше. То же самое относится к маленьким детям (скажем, до трех лет). Но уже с трех лет ребенок отдает себе отчет в том, что происходит. Если ему объяснить, что лучше перед Причастием не завтракать, он все прекрасно поймет. Можно сказать, что это его жертва Богу.