Вор в роли Богарта
Шрифт:
— Ради бога! — взмолился я. — Тогда они, чего доброго, начнут интересоваться, собираюсь ли я сделать из тебя честную женщину.
На противоположной стороне улицы, возле кафе, прямо на тротуаре расставили столики, и, поскольку вечер выдался на удивление приятный и теплый, мы решили немного посидеть. Я заказал себе капучино, Кэролайн потребовала кофе «а ля Лукреция Борджиа». Название наводило на мысль, что оно отравлено, но напиток оказался их фирменным и представлял собой кофе эспрессо с капелькой рома
— Ну хоть глоток! Ты не опьянеешь.
— Кто мы будем такие, — ответил я, — если станем отступать от своих принципов?
— Что ж, это делает тебе честь, — сказала она. — Боюсь только, пока это закончится, ты окончательно потеряешь форму. Лично мне кажется, я уже начала ее терять.
— С чего это?
— Ну, вот, к примеру, сегодня: просидела в лавке, пока не дочитала «„А“ как поезд», потом, после закрытия, пропустила всего одну рюмочку в «Бам Рэп» и, богом клянусь, даже не почувствовала, а потом очень плотно пообедала в индийском ресторане и все равно должна сознаться, что ни черта не поняла в этом фильме.
— Его вообще никто не понимает, — утешил ее я. — В этом «Победить дьявола» они вообще, похоже, придумывали все по ходу съемок. И к тому же явно были не прочь пропустить рюмочку перед началом работы. И ничуть не боялись потерять при этом форму, вся их честная компания.
Мы еще немного поговорили о фильме, а потом я коротко пересказал ей содержание предыдущей картины, «Короля подпольного мира», и она очень сокрушалась, что пропустила ее.
— Правда, она понравилась бы мне гораздо больше, — заметила она, — если б в конце его не убили. Ты ведь меня знаешь. Обожаю, когда хеппи-энд.
— Но в «Короле подпольного мира», — сказал я, — никакого хеппи-энда бы не было, если б его не убили. Впрочем, я тебя понимаю. Может, именно поэтому сперва показывают более старую картину. В поздних фильмах Богги норовит остаться в живых. Может, потому, что он уже стал настоящей звездой.
— Резонно. Что толку становиться звездой, если в конце тебя все равно прихлопнут?.. — Она продолжала попивать свой роскошный кофе. — А я принесла тебе твою сумку.
— Вижу.
— Рэй заходил. И знаешь, был так со мной мил, что я даже запсиховала. Это он торчал тогда у тебя в подъезде. Но, наверное, он и сам уже тебе сказал.
Я покачал головой:
— Я как-то не спрашивал.
— Ладно, не важно. Как бы то ни было, но больше он там не сидит, вот я и подумала, что ты наверняка захочешь переночевать дома. И принесла тебе твое барахло. Нет, не подумай, я вовсе не выгоняю тебя, Берн! Хочешь и дальше ночевать у меня, пожалуйста. Я заберу сумку. Или вместе отнесем.
— У меня сегодня еще одна
— О…
— Так, значит, это Рэй сидел в подъезде. А кто был в машине, на улице?
— Не знаю, не спросила.
— Может, пара других полицейских или какие-то совершенно посторонние люди, которым я вовсе не интересен?.. — Я задумчиво нахмурился. — Или все же интересен?
— Решено, ночуешь у меня. Ну что ты ломаешься, Берн? Не дури.
Я взял у нее сумку и придвинул поближе к себе.
— Молодец, что догадалась принести, — сказал я. — Возможно, она понадобится.
— Но ведь ты все равно ночуешь у меня, да, Берн?
— Откуда я знаю, где буду ночевать..
— Берн…
— На Двадцать пятой улице, — сказал я, — меня всегда ждет маленькая меблированная комната. Обстановка, правда, довольно спартанская, но кровать, насколько я уже смог убедиться, удобная. Еще есть метро. Или скамейка в парке — самое оно в такую чудесную ночь…
— О чем это ты?
Я склонил голову набок, обхватил двумя пальцами подбородок и произнес уголком рта:
— Вот так-то, дорогая. Уж кто-кто, а Берни всегда найдет, где перекантоваться. И тебе незачем беспокоиться.
Когда я расплачивался по счету, она вдруг забормотала:
— Кэпхоб, кэпхоб… Огосподибожемой!
— Что это с тобой?
— Возможно ли это? Может ли такое быть?
— Что именно?
Она схватила меня за руку:
— А не кажется ли тебе… Нет, нет, наверное ты скажешь, что я совсем из ума выжила.
— Обещаю, что не скажу.
— Хорошо. Тогда вот что мне кажется. Может, «кэпхоб» — это такая лайка.
— Да ты совсем из ума выжила!
— Знаю, но хоть, по крайней мере, заставила тебя улыбнуться, Берн. Но больше всего на свете меня беспокоит вот что: ты смотришь слишком много фильмов. И ты в любой момент можешь войти в роль и выйти из нее. Ну, скажем, выйти из своей роли и влезть в чужую, вот что я хочу сказать.
— Не вижу повода для беспокойства, — заметил я. — Поедешь на такси?
— Нет, думаю, что на метро. Ночь такая славная…
— И ты хочешь насладиться ею сполна в подземке?
— Нет, просто хотела пройтись немного пешком от станции. Ну, ты меня понимаешь.
— Ясно. Ну а я лично еду на такси. Мне через весь город пилить, и не хотелось бы опаздывать. — Я поднял руку, и почти в ту же секунду у обочины притормозила машина. Я еще раз спросил Кэролайн, уверена ли она, что не хочет ехать на такси, и она подтвердила, что уверена. Я распахнул дверцу, и лицо водителя расплылось в широкой улыбке, а глаза засветились радостным узнаванием. — Страшно рад вас видеть, — сказал я ему. И обернулся к Кэролайн: — Садись. Эта машина как раз для тебя.