Вор (Журналист-2)
Шрифт:
В общем, согласился Володя Колбасов вписаться в новую тему, вернее — в продолжение старой… И первое, что ему предстояло сделать, это деликатно подбросить убойщикам версию, когда они займутся трупом Лебедевой…
А не получится Серегина в камеру сунуть — все равно пусть подергается, понервничает. Может, и сам к Ващанову за помощью прибежит… У Геннадия Петровича ведь отношения с журналистом очень даже неплохие, этот Серегин от заместителя начальника ОРБ ничего плохого никогда не видел…
Обнорский, естественно, был не в курсе этих раскладов, поэтому и не понимал, отчего наутро после
По дороге домой Андрей заехал на Финляндский вокзал и, покопавшись там в книжных развалах, купил новую книжку Леонова про непобедимого московского сыщика Гурова. Он очень любил детективы, следил за выходившими новинками и покупал их не раздумывая — дома с хорошей книжкой на тахте он как-то расслаблялся.
Сунув новый глянцевый томик в карман куртки, Андрей сел в свой вездеход и, нарушая правила, вырулил прямо на Арсенальную набережную. Двигаясь в потоке машин, Обнорский нервно барабанил пальцами по рулю и мечтал только об одном — поскорее доехать до дома, отогнать машину на стоянку, перекусить и завалиться в постель с детективом… Ехать ему оставалось всего минут десять, но желанного расслабления от предвкушения спокойного вечера не наступало…
«Интересно, — подумал Андрей, закуривая, — сколько времени средний человек проводит за рулем? Сколько спит, работает и отдыхает — социологи знают, а вот сколько баранку крутит?…» Прикинуть приблизительную цифру он уже не успел — его «Ниву» внезапно подрезала зеленая «пятерка» с прикрученным багажником на крыше. Едва успев затормозить, вездеход заглох, а Андрея резко качнуло вперед. Серегин не успел даже выругаться — откуда-то сзади к замершей «Ниве» с двух сторон подскочили какие-то темные, разномастно одетые фигуры и начали рвать дверцы машины. Позиция у Обнорского была крайне невыгодной — в клетушке «Нивы» он даже дернуться не мог. Тем не менее, когда некто в маске распахнул левую дверцу вездехода и схватил Андрея за локоть, он пошел навстречу рывку, метя кулаком в промежность нападавшему. Судя по раздавшемуся мату, Серегин попал куда хотел, но это принципиально ничего не изменило — противников было несколько и действовали они весьма умело и слаженно. Андрей получил сильный удар ногой в живот, одновременно с этим ему подсекли ногу, он упал на асфальт, и почти сразу же сверху на него навалились несколько человек…
Ему выкрутили назад руки, надели на запястья браслеты наручников, а на голову натянули какой-то грязный свитер… Сопротивляться Серегин перестал — со скованными руками это было лишено всякого смысла, не стоило брыкаться и тратить силы впустую… Кто-то еще разок пнул его ногой, а потом Андрея приподняли и потащили куда-то вперед. Через несколько секунд он понял, что его запихивают на заднее сиденье автомобиля — похоже, в ту самую подрезавшую его
Страха почему-то не было, была растерянность, злость и какая-то отстраненная ирония в свой адрес: вот тебе и «рейнджер» — взяли, мол, как котенка…
«Кто это? — думал Андрей, пытаясь развернуться на сиденье поудобнее. — Если бандиты — то, похоже, жопа… Неужели все, отпели донские соловушки?…» Впрочем, ситуация прояснилась довольно быстро.
— Куда его? — спросил чей-то голос, и ответ последовал незамедлительно:
— Давай, бля, в прокуратуру, к Поспеловой Лидке, ждет уже…
— Меня б она так ждала, — засмеялся кто-то простуженно. — Я б даже в наручниках поваляться с ней согласился… На Серегина обращали внимания не больше, чем на куль с мукой.
Минут через двадцать автомобиль остановился, Андрея извлекли из салона, поставили на ноги и стащили с головы свитер. Оглядеться толком ему не дали, но, проморгавшись, Обнорский успел заметить на обшарпанном здании, куда его ввели, вывеску прокуратуры Дзержинского района.
Серегин абсолютно ничего не понимал, но от вопросов и выяснения причин своего задержания пока решил воздержаться — все равно ничего не скажут, зачем зря людей нервировать…
Его провели по коридору, вдоль которого стояли кресла, которые, казалось, перекочевали в прокуратуру откуда-то из кинотеатров лохматых семидесятых годов. Учитывая, что стены были выкрашены масляной краской омерзительного зеленого цвета, коридорчик нагонял тоску даже на самых больших оптимистов, попавших в него…
Перед дверью в чей-то кабинет с Обнорского сняли наручники, а потом подтолкнули в спину — мол, входи, чего уж там…
В кабинетике стояло три казенных стола (при каждом — обшарпанный сейф). За одним сидела довольно симпатичная молодая женщина в синей прокурорской форме, рядом на стуле пристроился мужик в костюме и при галстуке, с лицом типичного оперюги, оба курили и попеременно стряхивали пепел в забитую разномастными бычками банку из-под кофе. Из-за спины симпатичной прокурорши с календаря прошлого года демонстрировал свои мускулы непобедимый Ван Дамм.
— Здравствуйте, — сказала женщина, гася сигарету о стенку банки. — Я старший следователь прокуратуры Лидия Александровна Поспелова.
Голос у нее был глубокий, грудной, с неожиданной хрипотцой, но не вульгарной, а волнующей. Сексуальный такой голос. Да и сама она была очень даже ничего. Обнорскому совершенно некстати вдруг захотелось, чтобы она встала и вышла из-за стола, чтобы понятно стало, как у нее с фигурой и ногами дела обстоят. Андрей всегда считал, что по-настоящему красивой женщину делают фигура и походка… Поймав себя на этих абсолютно неуместных сейчас мыслях, Серегин нахмурился, покачал головой и, назвав самого себя мысленно мудаком, сказал нарочито грубовато:
— Здрасьте… Чем, собственно, обязан?… В чем дело-то?
— Щас все узнаешь! — веско пробасил за спиной Андрея доставивший его в кабинет опер.
Обнорский оглянулся и окинул взглядом конвоира — он был маленьким и круглым, как мячик, видимо, немного комплексовал из-за такой негероической внешности и поэтому напялил на себя поверх джинсов камуфлированную куртку, а голову украсил малиновым беретом. Серегин еле сдержал улыбку — этот «коммандос» явно не участвовал непосредственно в его задержании, зато теперь щеки раздул — аж смотреть было больно… Поспелова кивнула и сухо сказала, точнее — приказала: