Воркута
Шрифт:
– Мне двадцать лет, не такой я сопляк, как вы подумали - улыбнулся он. – Вовка-то не вернулся, похоже, раз вы пришли…
– Не вернулся откуда? Где он? Что происходит вообще?
Ромка потер прыщавый лоб, набрал в грудь воздуха и с усилием произнес:
– Ты… Вы, конечно не проверите…
– На «ты», - перебил его Илья. – Я ничему не верю, пока не получу доказательства. Так что рассказывай давай.
– Все дело в игре в казаки-разбойники…
–
– Ну вот я же говорил, что не поверите.
– И как связаны детская игра и мой брат?
– Он в нее тоже играл. Многие играли, но не все смогли закончить игру.
Илья грохнул кружкой об стол:
– Что ты, блядь, несешь? Где Вовка?
– Короче, это длинная история. Вы не местный, не знаете ведь всего... Пять лет назад несколько пацанов залезли в развалины поселка Хальмер-Ю. Знаете такой?
– Конечно, знаю, закрытый ныне шахтерский поселок, – немного раздраженно сказал Илья. – И вообще-то я тоже местный, в Воркуте двадцать лет прожил.
– Так вот, там часто люди бывают. С материка приезжают поснимать, местные летом даже застолья устраивают – из числа бывших жителей, вспоминают юность. И вот эти пацаны решили там поиграть в казаки-разбойники. Ну, это когда стрелочки рисуешь и…
– Я знаю, как играть в казаки-разбойники, – процедил Илья. – Давай короче.
– Ну и вот… Один из парней начал рисовать стрелки, зашел в заброшку и пропал. Его искали две недели, спасательные отряды прочесали весь поселок, все развалины. Конечно, все думали, что он просто свалился в какой-нибудь гнилой пол, разбил голову и… Ну, в общем, понятно. Но ничего не нашли. А потом он вернулся и рассказал, как попасть в совсем другой Хальмер-Ю…
– Это какой-то бред. Ты хочешь сказать, что мой брат поехал в Хальмер, чтобы поиграть в казаки-разбойники, и там пропал?
– Да! – закивал Роман.
– Ясно, - Илья встал, отставив недопитый чай. – Значит, надо прочесать развалины.
– Это ничего не даст, ты не найдешь, – покачал головой Ромка. – Я могу показать место, с которого надо начинать поиски. Ты все равно не поверишь, пока не увидишь сам.
– Без тебя обойдусь.
– Вам… тебе же нужно туда доехать. У меня есть машина.
Илья в упор посмотрел на мальчишку и улыбнулся уголком рта.
Договорились выехать на следующий день рано утром, и Ромка с гордостью показал из окна на вишневый квадратный жигуленок, припаркованный около подъезда. «Машина» - с улыбкой подумал Илья.
В родительской квартире он не мог найти себе места. Отыскал в скрипучей рассохшейся стенке старые альбомы с фотографиями – на одной из них, выцветшей, нечеткой, он увидел Вовку в свитере в кривой вышивкой Босс. С широченной улыбкой от уха до уха, он обнимал пацана из их двора, чьего имени Илья не помнил. Вовке тут было лет тринадцать. На него опустилась глухая тоска – если бы Кира знала, что именно он виноват в том, во что превратился его брат. И что именно он должен был жить с клеймом сидельца в этом замороженном, умирающем городе.
Отец
В тот день Вовка где-то пропадал со школьными друзьями, а Илья вернулся из шараги раньше чем обычно и застал отца в состоянии недопитости. Денег, запрятанных женой, продавщицей круглосуточного ларька, он не нашел, и поэтому был похмельно-мрачным, на самом пике раздраженной злобы. Он попытался вытянуть пару небольших купюр из рюкзака Ильи, на что тот ответил мощным тычком, и отец кубарем влетел на кухню. Где схватился за нож и бросился на сына. Тот легко перехватил его руку, вырвал нож и в закипающей ярости, не владея собой, прошил пару раз вогнутую отцовскую грудь и пару раз - живот. Именно в этот момент загремел ключами Вовка около двери, вошел, увидел окровавленного отца и старшего брата с ножом в руке. Он резво метнулся к соседям, у которых был телефон дома, вызвал скорую. Мгновенно примчавшаяся мать причитала на весь подъезд. Отец умер через три дня в больнице – Илья задел что-то жизненно важное в пропитом теле отца, и даже оперативно вызванная скорая не помогла. И там же в больнице хмурый Вовка тихо сказал Илье:
– Если будут спрашивать, скажем, что это я. Мне только шестнадцать, а тебе уже восемнадцать. Мне меньше дадут.
Дали конечно меньше, чем совершеннолетнему, но все равно по полной – шесть лет. А потом была драка, убийство парня в колонии. Срок растягивался и растягивался. Илья решил, что ничем не поможет брату, теряя шансы на нормальную жизнь в Воркуте, и уехал в Москву. А мама и Вовка остались. Без него. И огромная вина никуда не делась.
Илья быстро накинул куртку, вышел из дома и направился к «Мечте». Нади не было – с блокнотиком в кармане и подносом в руках бегала молоденькая симпатичная брюнетка со слегка раскосыми глазами. Илья окинул ее взглядом – красивая. Но сейчас ее красота как-то колола, била по глазам, и он предпочел бы, чтобы водку ему принесла кривая, кургузая Надька.
Накачавшись алкоголем, слегка покачиваясь, он добрался до дома, благодаря небеса за то, что квартира находится на первом этаже. Содрав кое-как одежду, кинув куртку на пол в комнате, упал на диван и накрылся одеялом, не вынув ни подушку, ни простыню. Он ухнул в тяжелый, мутный сон, и, засыпая, успел подумать краешком сознания про Вовку, представив его именно таким, каким помнил его на суде.
Очнулся Илья все с тем же гадким ощущением нечистоты, идущей откуда-то изнутри, и неясным беспокоящим чувством. Голова болела, к пересохшей гортани прилип шершавый язык. Он открыл глаза, попялился на отсветы переливающихся огоньков «Мечты» на потолке. До него не сразу дошло, что его разбудил тихий корябающий звук в окно. Птица? Кошка? Илья приподнял прострелившую болью голову и едва не заорал – в окне висело лицо, неразличимое из темноты комнаты.