Воробей под святой кровлей
Шрифт:
Несмотря на беспорядочный образ жизни, Болдуин Печ сохранил сильное, здоровое тело, у него были широкие плечи и мускулистые бедра и руки. На нем уже начали проступать пятна тления, что само по себе было довольно любопытно, открытая ссадина за правым ухом была легко объяснима и достаточно красноречива, но остальные наводили на размышления.
— Вот это никак не могло произойти от столкновения с плавучей веткой, — уверенно сказал Мадог, — и также от подводного камня. На этом участке реки такое невозможно. Насчет верхнего течения среди островков я не знаю; может быть, там бы могло такое случиться, хотя и маловероятно. Нет, это от удара сзади,
— Так ты говоришь, — многозначительно сказал Радульфус, — что здесь можно подозревать убийство.
— Да, — сказал Кадфаэль. — Такое подозрение возможно.
— И этот человек был действительно ближайшим соседом ограбленного семейства, и он мог, сознательно или бессознательно, знать что-то такое, что пролило бы свет на дело об ограблении?
— Возможно. Он интересовался чужими делами, — осторожно согласился Кадфаэль.
— И это наверняка могло послужить веским побуждением к тому, чтобы его устранить, при условии, если об этом было известно преступнику, — в раздумье проговорил Радульфус. — Таким образом, поскольку этого не мог сделать человек, постоянно находившийся у нас в аббатстве, случившееся можно считать серьезным доводом, подтверждающим невиновность менестреля в деле об ограблении, а истинный виновник в это время гуляет где-то на свободе.
Если Хью, следуя той же логике, пришел к одинаковому с ним выводу, то он ничем не выдал своих мыслей. Сосредоточенно нахмурив лоб, он глядел на распростертое перед ним тело.
— Итак, по всей видимости, его стукнули по голове и сбросили в реку. Однако же он не утонул. Он наглотался грязи, песка и речной травы, которые и задушили его, когда в сознательном или бессознательном состоянии боролся за свою жизнь.
— Вы сами видели, — сказал Кадфаэль. — Он погиб от удушения. Где-то на мелком месте его держали, вдавив лицом в грязь. А затем пустили плыть по течению с расчетом, что его примут за одного из многих утопленников, выловленных из Северна. Просчитались! Течение выбросило его на берег прежде, чем река смыла все свидетельства, указывающие на иной род смерти.
На самом деле он сомневался, что эти улики могли быть окончательно смыты водой, даже если бы тело проплавало в ней гораздо дольше. Стебельки жерухи прочно застревают там, куда попали. Когда умерший, пытаясь вздохнуть, захлебнулся нитями этого растения, они засели у него внутри. Гораздо более загадочным был обширный кровоподтек на спине между лопаток с несколькими вмятинами на отечной поверхности. В самой глубокой из них была небольшая ранка, скорее даже царапина, как будто кожу проткнули каким-то острым, зазубренным орудием. Так и не поняв, откуда взялись эти следы, Кадфаэль взял их на заметку, чтобы еще подумать.
Оставалось еще содержимое серебряного блюдечка. Кадфаэль взял его с собой в сад и, пристроившись возле большой каменной чаши, бережно промыл остатки растений от песка и грязи. Тонкие нити жерухи, крошечный помятый цветок и обрывок ольхового листка. И вдруг что-то еще — какое-то яркое пятнышко! Он отделил этот клочок, обмакнул в воду, чтобы отмыть от налипшей грязи, и вот у него на ладони засверкало два крошечных цветочных венчика, вырванных из лилово-красного цветка, по краям лепестков лиловый оттенок был гуще. Рядом лежал обрывок узенького листка, на котором чернело, выделяясь на зеленом фоне, маленькое пятнышко.
Остальные участники осмотра последовали за Кадфаэлем в сад и с любопытством обступили его.
— Лисьи камешки —
Место, где выбросило на берег труп Болдуина Печа, не могло поведать ничего нового, кроме того, что уже было известно. Лужайка, на которую Мадог вытащил перевернутый коракль покойного, была расположена значительно ниже по течению, но такой легонький челнок без груза сидящего в нем человека вполне мог проскакать по волнам, точно поплавок, целую милю, и даже больше, прежде чем наткнуться на какую-нибудь мель, где неизбежно должно было закончиться его путешествие. Придется прочесать весь городской берег, начиная от шлюза, чтобы выяснить, где именно произошло нападение и убийство, как считал Мадог. Нужно найти место, где под ольховыми зарослями плавает жеруха и у самой кромки воды цветут лисьи камешки.
Два первых растения можно было найти где угодно. Третье, наверно, встретится только в одном месте.
Мадог должен был обыскать берег, Хью — опросить обитателей дома Аурифаберов и ближайших соседей, а также содержателей питейных заведений города, выведав у них все, что они знали о последнем дне Болдуина Печа: где его видели, кто с ним разговаривал, что он при этом сказал. Ведь кто-то же должен был видеть его, после того как он прошлым утром вышел из дому!
Между тем у Кадфаэля были свои заботы, ему нужно было много о чем подумать. Задержавшись на берегу, он опоздал к вечерне, зато перед ужином успел наведаться в сарайчик, чтобы посмотреть, все ли там в порядке. Брат Освин, на которого он оставил все, неплохо набил руку и по праву гордился своей работой. Вот уже несколько недель у него ничего не билось и не ломалось.
После ужина Кадфаэль отправился на поиски Лиливина и нашел его в церкви забившимся в самый темный угол в притворе; юноша сидел прижавшись к стене и обхватив колени руками, взъерошенный жалкий комочек. Было уже слишком темно, чтобы заниматься починкой скрипки или продолжать занятия с братом Ансельмом, и пережитые в этот день волнения, казалось, снова вернули его в прежнее подавленное состояние духа, так что он теперь съежился в углу и выглядывал оттуда настороженным зверьком. Когда Кадфаэль вошел и, подобрав рясу, расположился с ним рядом, он нервно покосился на него, сверкнув лихорадочно блестящими глазами.
— Ну как, молодой человек? Сегодня-то ты сходил за ужином? — как ни в чем не бывало спросил его Кадфаэль.
Лиливин молча кивнул, не сводя с него затравленного взгляда.
— А вот вчера ты, кажется, этого не сделал, а брат Жером говорит, что к тебе вечером приходила девушка и приносила тебе корзинку с гостинцами от своей хозяйки. Он сказал, что ему пришлось сделать вам внушение.
Кадфаэль почувствовал в его молчании еще большее напряжение.
— Разумеется, брат Жером у нас, как никто другой, повсюду умеет выискать повод для внушения, но, как я думаю, есть только одна служаночка, из-за которой у брата Жерома могли возникнуть насчет тебя опасения, имея в виду соблюдение приличий, не говоря уже о том, что он тревожится о спасении твоей души.