Воробей. Том 2
Шрифт:
— Что с вами, Герман Густавович? — о этот, гвардейский, акцент человека, для которого русский не совсем родной! У Николая был похожий. Но более мягкий что ли. Деликатный.
— Вы, Александр Александрович, — хриплю я, держась за сердце. — Сидели вон там. А здесь князь Мещерский…
— Сердце? У вас болит сердце?
— А там две прекрасных барышни…
— Эй! Кто там?! Доктора сюда. Быстро!
— А вон там — Лихтенштейнский.
— Сердце? Дьявол! Да ответьте же мне, наконец? Где болит?
— Душа болит, ваше высочество, — выдыхаю я, и пытаюсь встать. Сидя кланяться
— Сидите уже, — толкнул меня в плечо регент империи. — Душа у него…
— Простите, ваше императорское высочество, — чувствуя, как по щеке ползет предательская слеза, выговорил я. — Припомнились дела давно минувших дней.
— Да-да. Я тоже его часто поминаю, — у Саши густой, на границе баса, баритон. И совершенно дурацкое, непривычное для уха питербуржца, оканье.
Князь отодвигает соседний стул, и садится рядом. Не так, чтою лицом к лицу. А рядом. Как сидят зрители в театре.
— Отменное было время, — гудит человек-гора. — Все молоды, и все живы…
— Да… Простите, ваше императорское высочество, — протолкнул застревающие в горле звуки я. — Давно здесь не был. Нахлынуло…
— Могли бы и почаще бывать, — укоряет регент. — Теперь-то особенно. Теперь-то это все на нас с вами.
— Простите…
— Да что вы заладили это «простите»?! — вдруг разозлился князь. — Словно бы я вас в чем-то виню…
— Да я упреждаю, — сам не ожидал от себя. А губы уже выболтали. — Вдруг будет за что, а вы уже.
— Ха-ха, — гулко, как из бочки, засмеялся великий князь. И тут же перешел на французский. Чувствовалось, что ему так гораздо проще подбирать нужные слова. — Шутник вы, Герман Густавович. Не удивлюсь, если брат вас и за это тоже ценил.
— Может быть, ваше императорское высочество, — киваю я. — Мы с Государем это никогда не обсуждали.
— О чем же вы говорили? — удивился регент. — Я знаю. Он ежедневно не менее двух часов вам уделял. Больше чем кому бы то ни было.
— Реформы, ваше императорское высочество, — пожал я плечами. — Мы говорили о том, что еще нужно изменить в империи, чтоб вывести ее на лидирующие позиции во всем мире. Составляли планы, выдумывали решения проблем. Обсуждали полезность того или иного изобретения… Его величество желал знать мое мнение, и я охотно им делился.
— Вот как? Мне Николай говорил, что вы единственный в Санкт-Петербурге вельможа, не страшащийся отставки. Еще сказал, что обещал вам принять ваше прошение об оставлении службы, если вы того пожелаете.
— Все верно, ваше императорское высочество.
— Незадолго до того как… Перед смертью, брат велел и мне принять на себя это обязательство.
— Вот как? — так удивился я, что даже о величании забыл. — Государь уточнял, в следствии чего может появиться такое мое желание? Ваше императорское высочество.
— Да-да, — Александр говорил на французском куда лучше, чем на русском. Единственное что, фразы иногда строил так, как это сделал бы немец. Не знаю как кому, а меня этот диссонанс буквально корежил.
В той, прошлой
— Он и это мне передал, — продолжил великий князь.
— Спасибо, ваше императорское высочество, — поклонился я.
— Я это делаю не для вас, — качнул лобастой головой Александр. — Это в память о брате. Вам должны были уже передать, что я недоволен вами…
Господи. Без пауз и каких-либо дипломатических вывертов. Просто так, он взял и перепрыгнул с одной темы на другую!
— Да, его императорское высочество, великий князь Владимир изволил поделиться.
— Он говорил за что?
— И снова — да, ваше императорское высочество. За то, что я принуждаю министров готовить страну к войне с Турцией.
— Именно! Именно, Герман Густавович. Готовите! И принуждаете. Интендантская служба в панике. В военных магазинах сверки запасов. На фабрики и заводы отправляются многочисленные заказы сверх бюджета военного ведомства. И все это совершенно открыто, никого не стесняясь. Что это, господин вице-канцлер? Уж не намереваетесь ли вы, ваше высокопревосходительство, самолично, по-английски, объявить султану войну?
— Я, ваше императорское высочество? — улыбнулся я. — Я, никак не могу этого сделать. А вот вам, ваше императорское высочество, боюсь не получится обойтись миром. И когда это все-таки произойдет, ваша империя, ваше императорское высочество, будет уже готова. В армии и флоте будет потребное количество припасов и оружия, а в казне запас на год войны.
— Так вы что же? Не верите, что у нас с Жомейни получится обойтись без войны?
— Я, ваше императорское высочество, искренне желаю вам с бароном всяческих успехов в этом непростом начинании, но полагаю, что восставшие сербы, черногорцы и болгары с вами не согласятся. И тогда нам, как оплоту православия придется идти на выручку единоверцам на Балканах.
* * *
— Но откуда такая уверенность? — вспыхнул регент. — Мы оказываем внушительную помощь повстанцам, и можем рассчитывать на их покорность нашей воле.
— Я, ваше императорское высочество, внимательно читаю сводки их императорского высочества, великого князя Владимира, — уверенно глядя в бычьи глаза князя, заявил я. — А кроме этого, прекрасно осведомлен об экономическом положении православных в Турции. Их так сильно придавили налогами и сборами, с такой жестокостью наказывают за малейшую провинность, относятся к ним с таким пренебрежением, что бунт был просто неминуем. Даже гибкую ветвь нельзя сгибать до бесконечности, ваше императорское высочество. Рано или поздно она сломается. Так и тут. Эти люди восстали против мусульман, и намерены идти до конца. Они прекрасно понимают, что сейчас султан пообещает все, что угодно. Но потом, когда внимание Великих Держав будет отвлечено на что-то иное, турки обязательно отомстят.