Ворон Хольмгарда
Шрифт:
Но можно ли доверять этим людям? Мы ведь знаем о них только то, что они сами рассказали, говорил себе Даг. Они предлагают весной поехать с ними в Булгар… Сделать то самое, что рано или поздно соберется сделать сам Олав – и скорее рано, ему ведь тоже хочется покончить с зависимостью от Хельги Хитрого, без воли которого он сейчас не получит ни одного серебреника. И это дело, само по себе весьма опасное, придется делать тайком от Олава и людей из Хольмгарда. И все дальнейшие дела делать втайне. Возможно ли это? Люди Олава бывают здесь каждую зиму и внимательно приглядываются ко всему имуществу, когда собирают дань. Возможно ли будет скрыть от них плоды булгарской торговли? А что если Олав
Думая обо всем этом, Даг полночи не мог заснуть. Осторожно ворочался, чтобы не разбудить никого из малых детей, и чувствовал, что гости из Булгара отравили ему радость от успешного похода и влили полведра дегтя в праздничный мед. Возможность нажить богатство быстрее и легче прежнего манила, но мысли о ней больше тревожили, чем радовали.
Может, лучше б не было никакого похода и добычи, если вместе со скотом и полоном Арнор привез с востока вот это!
Утром, еще в темноте, Арнор, Виги и Арнэйд тайком шептались в длинных сенях.
– Только еще не хватало, чтобы эти ёлсы стали на пиру рассуждать о подарках и торговле в обход Олава! – рассказывал брату и сестре Арнор. – Все напьются и начнут вести такие речи, что потом беды не оберешься.
– А чем тебе не нравится торговать с Булгаром, если Булгар тоже этого хочет? – хмыкнул Виги. – Да с прошлой зимы у нас везде об этом толкуют!
– Это все сначала надо обдумать. Ма шанам [18] , Олав ведь не будет так спокойно смотреть, как мы с тобой присваиваем его доходы. Да и что там еще с Булгаром… а дорога туда! Мы с тобой от восточной мери живыми вырвались, прямо скажем, только благодаря удаче – если бы эти булгарские ёлсы не пришли первым и не перебили половину, мы с тобой сейчас тут не стояли бы. Надо разобраться получше, что за люди и к чему нас толкают. Без того, чтобы об этом сразу узнал весь Бьюрланд.
18
Я думаю (мерянск.)
– Но как им помешать? Не звать на пир – обидятся, а люди-то они важные.
– На пир не должен попасть только Хавард, – сказала Арнэйд. – И еще Бард, но он не такая важная птица, чтобы обидеться. Без Хаварда двое других ни с кем не смогут столковаться.
– Верно! – одобрил Арнор. – Надо как-то этого лупоглазого убрать, а старик с тем крепышом пусть их сидят на пиру.
– И как мы его уберем? – Виги подбоченился.
– Да как… – Арнор сейчас был не склонен мямлить. – Пока темно, вызвать его на двор, мешок на голову, свяжем и куда-нибудь в клеть.
– Погоди, аля [19] , не спеши. – Арнэйд взяла его за локоть. – Я сейчас пойду к ним готовить завтрак, может, улажу это дело мирным путем.
Арнэйд сегодня явилась в гостевой дом рано: здесь еще многие спали, булгары в одной части длинной палаты, пленницы в другой, и лишь один, Маштык – морщинистый, смуглый, жилистый человек с длинными полуседыми усами и клоком волос на выбритой голове, – уже раздувал огонь.
– Якшы, Маштык! – похвалила его Арнэйд. – Нам понадобится огонь.
19
Аля – молодец, парень (фольклорное обращение).
Понял он, конечно, только первое слово, но обернулся, поклонился и приветливо закивал.
– Девушки, поднимайтесь, пора
Завтра, как Арнэйд утешала себя, из всей этой толпы останется лишь пять девушек, и ей станет куда легче.
Пока она говорила, с лавки вскочил Хавард. Торопливо оправив исподнюю одежду, пригладил свои легкие золотистые волосы и улыбнулся ей.
Самуил тоже проснулся и сидел на своем тюфяке, медленно поглаживая выбритую макушку. Шапку он еще не надел. Арнэйд подошла и приветствовала его вежливым кивком.
– Аван-и?
– Аван-ха! [20] – Самуил наклонил голову: он уже научил Арнэйд этому булгарскому приветствию, хотя о более сложных вещах они могли говорить только по-славянски. – Подступи ко мне, пре… прекрасница.
20
– Все хорошо? – Да, пока все хорошо. (Роль исчезнувшего хазарского языка здесь играет чувашский, как единственный живой потомок волжско-булгарского языка из ветви прототюрксих языков.)
Таким образом он приглашал ее присесть; Арнэйд засмеялась, услышав, какое наименование он для нее соорудил из слов «прекрасная» и «красавица».
– Ты будешь… Ты имеешь воля… жажда сидеть на пиру? – спросила Арнэйд. – Нынче вейцла у нас здесь, – она обвела рукой палату, давая понять, что гости соберутся именно сюда.
– Это едьба для ваших богов… есмь?
– Да, это… о, блот, блот-вейцла [21] . – Арнэйд не была уверена, что «едьба» – подходящее слово, но не могла вспомнить, как правильно. – Едь… Хлеб для богов!
21
Blot, blot-veizla (др.-сканд.) – жертвоприношение, жертвенный пир.
– Я ведал. Нет, я не буду… Наш бог не велит брать едьбу от другие боги.
– Я ведала. – Арнэйд кивнула. – О, Хавард! – воззвала она. – Скажи ему: если он не будет на пиру, то ему нужно будет скоро уйти в другой дом. Я уже придумала куда: к Ульвару. Мы всех этих удыр [22] , когда пойдем в святилище, переведем туда. Ульвар, бедняга, погиб, сегодня в их доме никого не будет. Нам, кстати, понадобится кто-то, кто за ними присмотрит, и будет очень удачно, если ты, Самуил, окажешь нам услугу и возьмешь это на себя.
22
Удыр – девушки.
– Сие я могу, – Самуил улыбнулся ей в ответ. – Смотреть девы – сие дело для меня.
Арнэйд слегка содрогнулась в душе: если Самуил занимается дальней торговлей, он и рабами тоже много торговал. Это ведь один из самых выгодных товаров. Раб стоит тем дороже, чем дальше его увезли от дома – так им легче управлять. Самый непокорный мужчина не решится на побег и будет послушным, если между ним и родным краем – месяцы пути, а каждый встречный тут же признает в тебе беглого раба и выдаст хозяевам.