Ворон(переводы)
Шрифт:
Говорю я: "Эй, приятель! Видно, дьявол твой создатель.
Каркать нецензурно хватит и лети отсюда, бля.
Ты, пернатое, блин, чудо. Убирайся прочь отсюда,
Чтоб тебя не видел я. Ты не птица, а свинья!
Он ответил: "Ни хуя!"
Я сижу, прижавшись к стенке, у меня дрожат коленки.
Я
На вожде пролетарьята чудо призрачно-пернато
Смотрит хитро, нагловато. В общем, попугай-урод.
Дни идут, идут недели.
Где же свет в конце тоннеля?
Сам себе отвечу я:
"Света нету ни хуя".
Скоффер 2005
Как-то в полночь, в час безлунный, утомленный явью шумной,
Вчитывался в том старинный жадно, словно дикий зверь.
Уж Морфей ко мне спускался, как неясный звук раздался,
Будто тихо постучался кто-то во входную дверь.
Я сказал: "Всего лишь путник постучался тихо в дверь
Больше ничего, поверь".
Как вчера я помню ясно день декабрьский ненастный,
Призрачный кроваво-красный свет камина моего.
В нетерпеньи утро звал я, на страницах книг искал я
Утоления печали и не мог найти его.
О Ленора! Это имя! Ангелы поют его,
В землях ж смертных – ничего.
Неуверенный, несмелый шелест бархатной портьеры
Вызвал неудержный трепет, трепет сердца моего.
Ныне ж, чтоб души терзанья удержать, как заклинанье,
Я шептал: "Лишь путник просит у дверей впустить его,
Только путник умоляет у дверей впустить его.
Путник – больше ничего".
Но, уняв души стенанья, я сказал без колебанья:
"Вас молю: в вину не ставьте промедленья моего -
Был я дремою овеян, потому не мог уверен
Быть, что слышал стук ваш тихий в двери дома моего".
Так сказал и распахнул я двери дома моего.
Мрак – и больше ничего.
Взор
О вещах, о коих смертным знать не должно ничего.
Но ни символа, ни знака не пришло ко мне из мрака.
Имя раздалось: "Ленора", кто-то прошептал его,
То был шепот мой, и эхо повторило вновь его.
Эхо – больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся, но внезапно пошатнулся-
Это вновь тот стук раздался – ясно слышал я его.
И, догадок чтоб не строить, чтобы душу успокоить,
Я сказал, чтоб успокоить трепет сердца моего:
"Это ветер ветку бросил в окна дома моего,
Ветер – больше ничего".
Лишь щеколду я откинул, как из тьмы, где дух мой сгинул,
Ворон вылетел, быть может, старше Бога самого.
Гордо, словно принц в короне, сел и замер, как на троне,
На Афины белом бюсте, что у входа моего.
Без приветствия, поклона сел у входа моего.
Сел – и больше ничего.
Я печально улыбнулся: мне мой странный приглянулся
Гость, что сел со строгим видом, словно старый лорд. Тогда
Я сказал: "Ты дряхл, черен, но так храбр и проворен,
Древний ворон, что явился из страны, где ночь всегда.
Ты скажи мне: как зовешься там, где правит Ночь всегда?"
Каркнул ворон: "Никогда!"
В том греха, чтоб удивиться, нет, услышавши от птицы
Речь, хоть и немного смысла в ней увидел я тогда.
Спорить тут со мною сложно: перечесть по пальцам можно
Тех, с кем ворон говорил бы ну хотя бы иногда,
Ворон так сидел у двери чтоб хотя бы иногда
Тот, чье имя Никогда.
Он изрек одно лишь слово и молчал теперь сурово,
Будто бы он в слове этом душу всю излил тогда.
Он сидел, не шелохнувшись, в тишине. На миг очнувшись,
Я шепнул: "Друзья все скрылись, в даль умчались навсегда.