Ворон: Сердце Лазаря
Шрифт:
— Я его нашел, — Джаред с трудом сглотнул, как кто-то, пытающийся сдержать кровь или рвоту. — Я нашел его и пытался… я… боже…
— Значит, вы признаете, что были там? — спросил Винс. Теперь он возвышался над Джаредом, опершись на стол, с зажатой в зубах сигаретой. Джим подумал, что он похож на карикатурного стервятника.
— Я был в Центре Современных Искусств на улице Кэмп. Там состоится… должна была состояться моя выставка. Я весь день измерял залы.
— Но вы только что сказали, что занимались сексом с мистером Дюбуа, — вмешался Винс.
—
— Но никто вас там не видел? Некому подтвердить ваш рассказ?
Джаред убрал руку и яркий свет снова беспрепятственно упал на его лицо.
— Нет, — сказал он после паузы. — Нет, не думаю. Но почему… почему вы думаете, что я причинил бы вред Бенни?
— Это ты нам скажи, Джаред, — сказал Джим, и Винс громко прицокнул языком.
— У меня нет времени на эту чушь, мистер По. И у детектива Унгера тоже нет на нее времени. Считаете, присяжные купятся? Мы видели фотографии, которые вы сделали. Довольно больная хрень, мистер По. По-моему, у вас как камень встает на боль других людей.
Джаред По снова закрыл глаза.
— Так как на это посмотрят присяжные, а? Нормальные мужики, которые не трахают других парней в задницу и не дрочат на непристойные фото мальчишек, переодетых женщинами? Знаете, я в отделе нравов два года служил, но не видел ничего и вполовину столь отвратительного.
Джим Унгер приподнял руку, давая Винсу знак замолчать — теперь была его очередь. Винс крякнул и отвернулся к одностороннему зеркалу в другом конце комнаты.
— Ты же не можешь сказать, что никогда не причинял Бенни вреда, Джаред? Ведь ты делал это регулярно, правда? Каждый раз, когда ты его трахал, ты его истязал. Бенни хотел, что бы ты сделал ему больно…
— Какой мне смысл вообще что-то говорить, детектив? — спросил Джаред По. Джиму Унгеру захотелось отвести взгляд от его усталых, покрасневших глаз. — Вы заранее все решили. Единственное, что вы хотите услышать — признание. Все, что вам нужно — чтобы я сказал, что сотворил это… сотворил это с Бенни.
— Вполне, мать его, разумно, — сказал Винс, не поворачиваясь. — Учитывая обстоятельства.
— Однако этого никогда не произойдет, детектив.
— Тогда тебе следует еще раз, как следует подумать об адвокате, Джаред, — сказал Джим, вставая, задвигая стул обратно под стол. — Потому что можешь говорить или не говорить что угодно, но нам ты кажешься виновнее некуда. И я готов поспорить, прокурору и присяжным тоже покажешься.
Винс уронил окурок на пол и растер его носком ботинка.
— И речь идет не о пожизненном заключении, мистер По. Речь идет об электрическом стуле. Вы это понимаете?
— Пошли, — сказал Джим, берясь за ручку двери. — Оставим его подумать в одиночестве. Уверен, он до всего этого сам рано или поздно додумается. Человек не может сидеть по уши в собственном дерьме и не чувствовать запаха.
Джим Унгер приканчивает еще одну сигарету и тушит ее в керамической пепельнице цвета мертвых подсолнухов. Племянница Джули сделала ее в школе, теперь яркий подарок наполнен окурками,
Известие о самоубийстве Винса достигло Джима днем позже после того, как он узнал о смерти Джареда По. Винса уже несколько месяцев как выписали из больницы, но он так и не воспрянул духом, его едва держали на плаву таблетки и беседы с психотерапевтом каждые две недели. Он жил с матерью в Слайделле, и Джим обещал себе не просто позвонить, а съездить на другой берег озера и провести день с Винсом. Однако откладывал и откладывал, пока наконец не позвонил друг из тамошнего участка. Когда Джим добрался до Слайделла, тело Винса уже забрали. Осталась только кровь в спальне и его мать, одиноко сидящая у окна кухни с видом на задний дворик, заросший одуванчиками и лаконосом. На месте еще оставалось несколько полицейских, и один из них, детектив Кеннеди, отвел Джима в сторону.
— Мне нужно знать ваше мнение, — сказал он, кивая в сторону длинного темного коридора, ведущего к комнате Винса Норриса. Джим там уже побывал и не очень-то стремился вернуться.
— О чем? Слушайте, я не…
— Я знаю, что он был вашим другом, — сказал Кеннеди. — Поэтому надеюсь, что вы сможете объяснить.
— Объяснить что?
Детектив уже шел обратно в комнату, в которой Винс Норрис перерезал себе горло осколком зеркала. И Джим последовал за ним, мечтая сесть в машину и как можно скорее оказаться подальше отсюда.
Детектив провел его в спальню, и Джим попытался снова сказать, что уже был здесь, уже видел все, что можно, и не слишком хотел видеть снова, спасибо, когда Кеннеди указал на низкий потолок и скрестил руки на груди.
— Это, — и Джим посмотрел вверх.
По-детсадовски грубый рисунок намалеван прямо над кроватью: огромная птица, оба крыла распростерты, клюв как кинжал. Кровь уже высохла. Джим Унгер безмолвно застыл, уставившись, чувствуя головокружение. Комната внезапно показалась холодной.
— Ни записки, ничего. Только это. Мы считаем, он это сделал перед тем как перерезал себе горло. Все пальцы правой руки были ободраны до мяса.
— Можете не упоминать это в отчете? — спросил Джим, не смея отвести глаз от неуверенных бурых мазков на белой штукатурке. Вспоминая одурманенный транквилизаторами голос из телефонной трубки: я все еще вижу это, Джимбо. То, что было в квартире.
— Если вы что-то знаете, я хотел бы…
Джим прервал его:
— Я спрашиваю: не могли бы вы не упоминать это в проклятом отчете, пожалуйста? — горячая волна гнева разрушила заклятье. Он отвернулся, лучше уж смотреть на кровать и грубый ковер, пропитанный кровью Винса.