Ворон
Шрифт:
Слова эти были для ворона сильным ударом, он перевернулся, отскочил на многие метры, врезался в землю, и выжег в ней черную борозду — но вот вновь взвился в небо — из глаз его вырвались струи бордового пламени.
А девушка вложила в последнюю все силы — она знала, что, либо отгонит ворона, либо. Теперь она могла только прошептать: «Сереб!..» — и вот уже несется конь с лунною гривой.
Пламень двумя стремительными дугами пронесся по полю, и отрезал дорогу к отступлению. Теперь они окружены были сужающейся бордовой залой.
Альфонсо стоял, обняв Кэнию. Властный
— Я никогда не оставлю тебя, любимая! Слышишь?! — стонал Альфонсо, крепко-крепко обнимал ее, кажущееся прохладным тело, а она целовала его в губы…
Ворон, видно собравшись силами, запел очередное заклятье:
— Что ваша любовь, как не жалкий обман? Блеск глаз, стройный стан, этой деве пусть дан; Но все это тленно — все скрутят года, И вот уж затухнет она навсегда!Кания задрожала — видно, опять приняла она на себя всю темную силу этих слов; и Альфонсо чувствовал, как прерывисто, как слабо бьется теперь ее сердце — в ярости повернулся навстречу ворону, и яростным, сильным голосом запел:
— А что же за сила давала героям Сквозь тьму прорываться сверкающем строем? И что же сила крушила темницы И так озаряла, кровавые лица? Что же это за сила их ввысь уносила, Сквозь мрак им надежду дарила? Та сила любовью — любовью зовется, В любви пламень вечный творения бьется!Альфонсо шептал Кэнии, что ничто, даже и смерть не разлучат их теперь, а ворон издал пронзительный стон; и кровавые жилы по его плоти растеклись — казалось, еще немного и он разорвется на части; и грянет торжественный солнечный водопад; но последнего удара не последовало — слишком истомились Альфонсо и Кэния.
И тогда отростки тьмы вновь обвили Альфонсо; потянули вверх — они сжимали его до треска кости, а властный голос дребезжал: «Отпусти ее… откажись…»
— Нет!.. НЕТ!!! — вырывалось из Альфонсо, но то были вопли отчаянья — он уж чувствовал, как раскаленные щупальца обвились по рукам его, и разжимают пальцы; а Кэнию, напротив, отталкивают к земле.
Альфонсо висел вниз головою, и казалось ему, будто Кэния стоит на объятом пламенем небесном своде. Да — пламень уж объял ее ноги; вот взметнулся по платью; вот коснулся лица…
— Пусть и меня сожжет, пусть! — орал юноша. — Я не боюсь! Мы вместе пойдем к звездам!..
Пламень грыз его руки, и величайшего труда стоило Альфонсо их не разжимать. Он еще смог приблизиться к этому, уже объятому пламенем лику, как сжимающие его щупальца, рванули его с такой силой, что он не смог удержаться — закричал страшное: «НЕТ!» — и одновременно тем, из сожженного кармашка Кэнии выпорхнул сшитый ею в последнюю ночь кусочек звездного паруса; в рот Альфонсо; прохладой
В это время, перед адмиралом Рэросом и старец Гэллиосом, которые провели в дороге весь предыдущий день, и последовавшую ночь, открылись прибрежные утесам, о которые грохотало, взметая белую пену море, там же красовалась мягким переливчатым светом одна из Нуменорских крепостей. Видны были мачты кораблей, а, так же — полнящиеся ветром паруса среди пенного, ветряного моря.
На вершине холма всадники остановились, и адмирал Рэрос молвил:
— Корабль Альфонсо на месте.
— Да… Надо нам было остаться где-нибудь неподалеку от домика той феи… Вот уж принял мудрое решение… Эх — старик!.. А теперь смотри, друг мой!
Рэрос обернулся, и увидел, что далеко-далеко — там, где едва поднимался над грудью материка синеющий выступ Менельтармы, клубилась, кажущаяся с такого расстояния тонким саваном, тьма.
— Это как раз возле ее дома… — упавшим голосом молвил адмирал. — И там, мой сын, так ведь?
— По крайней мере, он был там. — вздохнул звездочет. — Но теперь то, как не скачи — мы поспеем туда уже много позже исхода, каковым бы он не был.
— Я, все-таки, должен быть там… Пойми меня, как отца.
— Хорошо — скачи. Быть может, еще найдешь его. Ну а я — стану дожидаться в этой крепости.
Они попрощались и Рэрос во весь опор погнал коня на запад по пустынной дороге, которая, словно стрела, протягивалась от Менельтармы, до этой восточной оконечности Нуменора.
Глава 7
Дорога боли
Фалко очнулся от прикосновения солнечных лучей и теперь созерцал небо. Прямо над ним проходил перелом света и тьмы: пепельные тучи отползали к югу, из них пробивались солнечные потоки…
Вот он поднялся на ноги, огляделся: шагах в сорока, точно сломанный зуб поднимался остаток Сторожевой башни, из него тугими, плотными клубами валил черный дым…
Взгляд хоббита метнулся через Андуин — кое-где еще торчали черные столбы, останки моста, никаких следов слизистой твари не было видно; зато вот над противоположным берегом нависала тьма в которой можно было разглядеть некое движенье.
И вновь он созерцал Холмищи: все более яркий свет охватывал их — ведь из-за холмов потемневших, еще поднимался дым, но уже легкий, печальный, охваченный мягко-золотистым печальным светом.
И тут он увидел движенье: пригляделся — так и есть, бежит кто-то. Да — две фигурки выбежали из-за холма, бросились было к мосту, но увидев, что он сгорел, помчались вдоль берега: «Но, ведь, все хоббиты должны были еще раньше уйти к северу. Неужели что-то случилось?»
Размышляя так, он повалился в траву, ожидая, когда они подбегут поближе. Это были молодые хоббиты, ровестники Фалко, он и она — наперебой выкрикивали усталыми, испуганными голосами:
— И мост сожгли!
— Куда ж бежать то?!