Ворон
Шрифт:
– Хозяину, но он не отвечает!
– проворчал тот.
– Не нравится мне все это! Придется зайти и проверять.
Второй отошел к машину и через пару минут вернулся с ключами.
Когда он отпер калитку, наружу выбежал рыжий кот и шмыгнул под машину Алекса.
– Парни, если я пойду с вами, не будете возражать?
– спросил Алекс.
– Заходи, если тебе больше заняться нечем!
– безразлично пожал плечами старший.
– 7 -
Шершавый шумно поскреб тыльную часть руки, покрытую заскорузлой
Тяжело вздохнув, Шершавый коротко бросил в смартфон:
– Да, слушаю!
– Алло, Виталик? Это тебя Репин беспокоит!
Шершавый тяжело, с ненавистью, засопел в трубку. Он явственно представил себе холеную, гладковыбритую физиономию своего бывшего начальника цеха. За два года, прошедшие с момента катастрофы, тот успел стать полноправным и единовластным хозяином Химического завода. Кроме того он раздобрел и стал прямо-таки лосниться от распирающего его изнутри чувства собственной исключительности и успешности.
– Виталик, ты меня хорошо слышишь?
– ласково поинтересовался Юрий Петрович.
– Тебе прекрасно известно, что по твоей милости я уже давно не Виталик, а Шершавый!
– зло процедил тот отсутствующими губами.
– Я всегда говорил тебе, что пьянство не доведет до добра. Но ты же упорно не хотел меня слушать, - отечески пожурил его Репин.
– Но я, собственно, совсем по другому поводу хотел с тобой побеседовать. Виталик, ты там никак спьяну головушкой приложился обо что-то очень твердое? Что за исковое заявление ты закинул в суд?
– Ну, ты же не хочешь брать меня к себе на завод по-хорошему! Значит, возьмешь по-плохому!
– издевательски расхохотался Шершавый.
Неожиданно его смех перешел в хриплый кашель, который ему долго не удавалось унять.
Эту минутную паузу Юрий Петрович использовал для того, чтобы собрать воедино весь запас ненависти и презрения, который у него был в наличии.
– Послушай сюда, ничтожество!
– принялся он цедить, капля за каплей, желчь на измученный мозг Шершавого.
– Будем считать, что я услышал твои унизительные мольбы о трудоустройстве. Хорошо, я готов взять тебя на работу.
– А не врешь?
– недоверчиво спросил Шершавый.
– Ты всегда обманываешь, обманешь и на этот раз.
– Нет, на этот раз все будет по-честному, - искреннее заверил его Юрий Петрович с болью в голосе.
– И знаешь почему? Да, потому что я возьму тебя в качестве обитателя террариума, где ты будешь изображать человека-крокодила! Надеюсь, я доходчиво излагаю свою точку зрения по поводу перспектив твоего трудоустройства? Если нет, то мне придется изъясняться более прямолинейно. Виталик, твое место в цирке уродов! Но я, к сожалению, не планирую в обозримом будущем размещение на территории завода шапито!
Шершавый напряженно молчал. То, что он только что услышал, не могло относиться к нему. Потому что это было настолько подло и несправедливо, что такого просто не могло быть! С другой стороны Репин сказал, то, что сказал.
Услужливая память тут же выдала несколько подходящих случаю поговорок. "Слово не воробей - вылетит, не поймаешь", "Слово разит острей меча" и "За
Шершавому просто необходимо было что-то сказать, чем-то ответить на уничижительное хамство Репина. На его ничем неприкрытый вызов. Следующая реплика должна была быть его - Шершавого. И прозвучать она должна была мощно и убийственно, в противном случае, лучше было вообще ничего не говорить. Не разевать свою жуткую пасть и тупо молчать в тряпочку. Но это означало бы только одно - что Шершавый ничем не отличается от загнанного в стойло бессловесного скота. Который все безропотно снесет и стерпит.
Можно, конечно, было разразиться визгливой и гневной тирадой, типа, - сам дурак! И до хрипоты доказывать Юрию Петровичу Репину, что он подонок, каких свет не видывал. Но тот и сам прекрасно знал все это, без подсказок какого-то там несчастного урода Шершавого. До которого ему решительно не было никакого дела. Другой вопрос, что Репин никогда, нигде и никому не признается в этом. И себе самому в том числе.
Между тем, пауза затянулась до неприличия долго.
– Ну, что замолчал, язык проглотил?
– поинтересовался Юрий Петрович голосом, в котором явственно сквозили издевательские нотки.
– Я убью тебя, подлая тварь!
– зарычал Шершавый.
– Прямо сейчас приеду к тебе на завод и убью тебя!
– Ой, ой, как страшно!
– визгливо расхохотался Репин.
– Можешь начинать убивать меня прямо сейчас. Я разрешаю! Более того, чтобы облегчить тебе задачу, я даже специально задержусь на заводе.
Шершавый тяжело сопел в трубку, и благоразумно хранил молчание.
– Что заткнулся, кишка тонка?
– провоцировал его на очередной всплеск неконтролируемых эмоций Репин.
– Ты полное ничтожество, Виталик, как и всякое быдло, мнящее себя крутым мужиком! До тех самых пор, пока дело не доходит до конкретики. Одно дело воздух угрозами сотрясать, и совсем другое приводить их в исполнение! Тьфу, на тебя, Виталик!
Шершавый отнял вспотевший смартфон от изъеденного кислотой уха. Сказать, что он взбешен, было не сказать ровным счетом ничего. Степень его ярости зашкаливала, а температура перегревшегося мозга вплотную приближалась к точке кипения.
Он еще некоторое время тупо смотрел на смартфон. У него шевельнулось сильное желание со всего маху швырнуть его об стену. И, таким образом, выместить хоть на ком-то свою злость. Но он подавил в себе это чувство. Дрянной китайский аппаратик был здесь совсем не причем. А тот, кто был причем, только что подписал себе смертный приговор.
Для того чтобы добраться до Репина и спросить с него за свою загубленную жизнь, за все унижения, нужно было, чтобы тот, как минимум, оказался в пределах досягаемости. Шершавый еще не знал, что именно сделает с этим низким человеком. Но то, что это будет нечто из ряда вон выходящее и подлинно ужасное он не сомневался ни на мгновение.
Самое простое, что всплывало в его воспаленном воображении - это сделать из Юрия Петровича Репина еще одного Шершавого. Так сказать, по своему образу и подобию. Благо все для этого мероприятия имелось на Химическом заводе в немалых количествах. Оставалось лишь руки приложить.