Воронье гнездо
Шрифт:
– Как у нас говорят, – бодро ответил Костя, – жара надышался! Ничего, – парень присел возле меня на корточки и по-приятельски потрепал по плечу, – к завтрашнему дню оклемаешься. Только запомни, в следующий раз не одевайся в парной, для этого предбанник есть.
«В следующий раз» – слова соседа эхом отозвались в мозгу. Воспоминания обрушились на меня смертоносной лавиной, угрожающей лишить рассудка. Какой ещё следующий раз?! Ноги моей не будет в этом адовом пристанище – бане!
Я соскочил с дивана, озираясь по сторонам и опрометчиво завопил о чертях и барабашках – или кто там ещё бывает из нечисти? – и
– Эта тварь долбилась ко мне, а я даже видеть её не видел! – не мог успокоиться я. – А послушали бы вы как она вопила! Я даже в самых кошмарных фильмах не слышал такого воя! – мой взгляд переметнулся на Костю. – А ты вообще пообещал, что я смогу отсюда уехать, а я не смогу! И никто не сможет!
Костя скорчил гримасу, давая понять, что никаких обещаний-то не было, потом развернулся и вышел прочь из помещения. Бабушка хваталась то за голову, то за сердце, но я никак не мог угомониться, чтобы поберечь её чувства. Во мне кричал страх, детский, по-настоящему лютый страх.
– Так, приятель, – Костя вернулся с кружкой в руках, – на-ка выпей. Полегчает.
Я схватил тару с мутной жидкостью и залпом её осушил, поздно сообразив, что это никакая не вода. Во рту остался кислый привкус, а горло мигом согрелось от градуса.
– Что это? – буркнул я, закашлявшись.
– Брага.
Спустя каких-то десять минут я лежал, растянувшись на диване, и несказанно счастливый улыбался во все тридцать два зуба. Люстра на потолке вытанцовывала вальс, а бабушка с Костей бурно о чём-то спорили. Слышал, как бабушка что-то говорила о расплясавшихся бесах, а сосед что-то о трещинах в моей психике. Мне не хотелось вникать в детали той дискуссии, потому что люстра зазывала отправиться в пляс в качестве её кавалера. Я игриво согласился. Дальнейший разговор этих двоих отзывался гулким бубнежом, я почувствовал, как сон навалился всей силой и провалился в темноту.
***
Утро нового дня встретило меня головной болью и засухой похлеще, чем в Сахаре. Проснулся я на том же диване, видимо бабушка не захотела меня тревожить. Или Костя отказался тащить в спальню…
– Я чай с травами заварила, – осторожно, словно человек боящийся спугнуть трусливого кролика, выглядывая с кухни, проговорила бабушка. – Давай попьём вместе.
– Конечно, – потирая глаза и зевая, согласился я.
Бабушка тут же вернулась на кухню и загромыхала черепками. Я опустил босые ноги на крашенный, деревянный пол и, почувствовав прохладу, тяжело вздохнул. Вспомнить, что конкретно произошло в бане, удавалось уже с трудом. По прошествии ночи странность от случившегося выцвела, и теперь мой страх казался простым ребячеством. Но в душе меня всё же терзали опасения и беспокойства.
– Прости, Ба, – держа уже вторую кружку чая, невнятно пробормотал я, – я столько всего наговорил…
– Да что ты, внучек! – Бабушка всплеснула руками и понимающе посмотрела на меня. – Незачем тебе просить прощения. С угара-то оно вон как бывает… Главное, что ты отутовел.
Я хотел было продолжить разговор, но громкий звук барабанной
Работа на солнцепёке выматывала. Нас не спасали ни завязанные на головах футболки, до этого обильно пропитанные потом, ни колодезная вода. Костя с важностью какого-нибудь зажравшегося чиновника показывал мне, как замешивать раствор из песка и цемента, учил правильно вкапывать усиливающие конструкции и демонстративно складывал руки на груди, контролируя, правильно ли я заливаю щели в фундаменте. От этой показухи с заунывной беседой об умениях в хозяйстве меня спасла Катюха.
– Привет, мелочь! – поздоровался я, подбегая к девчушке. Та по обыкновению встретила меня сведёнными вместе бровями и наморщенным лбом.
– Чего тебе, ушибленный?
– Эй! Ты как со старшими разговариваешь?
– Так как они этого заслуживают, – ответила Катюха, сразив меня ехидной улыбочкой. – Только ушибленный мог пойти на своих двоих из Гнезда.
– Ладно, ладно, – отмахнулся я, – это мы уже давно проехали. Ты лучше скажи, какие дела тут с вашими банями обстоят?
– А что, уже слышал про Корасёва? – удивлённо округлив глаза, спросила Катюха, а потом надула губы и продолжила: – Это что, получается, метишь на моё место слухача?
– Какого ещё слухача? Ничего и никуда я не мечу. Вчера в бане, как мне показалось… В общем, чертовщина там какая-то творилась.
Катюха ещё больше выпучила глаза, схватила меня за руку и потащила подальше от Кости, который до сих пор заделывал дыры в фундаменте бабушкиного дома и искоса посматривал в нашу сторону. Девчушка убедилась, что нас никто не слышит и заговорила:
– Я не знаю, что творилось в твоей бане, но Корасёв – тот, что живёт на другом конце деревни, после поздней смены пошёл вчера мыться и не вернулся! Его жена сказала, что рабочая одежда так и осталась в предбаннике, а мужа и след простыл… Дело было в полночь.
– Я тоже ходил мыться ближе к полуночи!
– А что ты видел-то? – оживилась собеседница.
– То-то и оно, что ничего… Я слышал. Снаружи завывали так, что кровь стыла в жилах. Нечто барабанило по окну и двери. Думал, кони двину от страха.
– Ух ты!
– Чего ух ты? – нахмурился я. – Нашла, чем восхищаться!
– Да не восхищаюсь я, – взяв меня за предплечья, Катюха снова зашипела мне на ухо. – Дело принимает совсем другие обороты! Стало быть, Корасёв-то не забухал вовсе.
– Да… А что с ним случилось?
Девчушка провела большим пальцем по горлу и высунула язык, характерно озвучив свои действия шипящим «щик». В животе у меня похолодело.
– Значит, я не сошёл с ума? Всё это происходило на самом деле?
– Лучше верить в чертовщину, горожанин, и молиться, чтобы это оказалось неправдой, чем надеяться на разыгравшуюся фантазию и опрометчиво потерять бдительность.
– Да сколько тебе лет? Излагаешь как пенсионер!
– А поживи тут с моё и не так говорить начнёшь, – ответила Катюха.