Вороновым крылом по плечу
Шрифт:
в ы р е ж и
Ты мал и ты не нужен.
Завтра будет хуже.
Ты жалок и бесчестен.
Всё будет на аресте.
Ты низок и противен.
Судьба твоя на мыле.
С веревкой и со стулом.
Ты понял мысль, дурень?
Ты память, что не помнят.
Осколок, взятый с полки.
Пустой и нелюбимый.
Не выросший, унылый.
Ты мал и ты ничтожен.
Возьми
И вырежи на теле:
«Кому нужны потери?»
Кому же, ну кому же?
Тебе и мне – не нужно.
И ты им всем не нужен.
Червяк ты, сбитый с толку.
Ты простыня в кровище,
Ты ветер, что неслышен.
Ты пустота кривая,
Ты неопрятность злая.
Что бесконечность помнит?
Тебя она запомнит?
Тебя она узнает?
Она тебя поймает
В свои густые сети,
И будешь ты бездетен.
Бездетен в плане смысла —
И за собой пустую
Дыру оставишь в стуле.
И на гробу напишут:
«Он был простым, на деле
Ненужным до потери
Сознания и цели».
И будешь ты доволен?
Ты будешь мёртвым, вольным?
Никто и не запомнит,
Ни имени, ни смысла.
Тебя это устроит?
Или тебя запомнят
Твои друзья немые?
Они же все слепые.
Они тебя не любят,
Не понимают, дуры
И дураки. И ты же
Такой же безнадежный,
Ненужный и обросший
Своим пустым сомнением.
Ты мал и ты не нужен.
Завтра будет хуже.
Всё будет завтра хуже.
Намного, много хуже!
Возьми же себя в руки,
И не умри от скуки —
Ты должен жить, не веря
В слова других, на деле
Ты должен жить, как хочешь.
Такой уж сложный очерк?
Ты должен жить, как можешь.
И так, чтобы в конце ты,
С веревкой и со стулом,
Беря их в руки, думал,
Что стул очень удобен,
А на веревке можешь
Ты покорить вершины.
А завтра – будет хуже,
Ты полностью простужен.
Ты жалок и потерян,
Ты неизвестен, время
Теряешь скоротечно,
Забыв про то, что вечность
Тебя ждать здесь не будет.
С тобой она не дружит.
Тебе она не служит.
И время на исходе.
Бери же в руки что-то,
Возьми же этот ножик!
И вырежи на теле:
«Я стану
Лучшим
В
сентябрь 2016
и м я
Я не видел тебя,
И не знаю даже имени.
Растворилось в пыли
И угасло в ночи,
То несказанное, проклятое,
Убитое. То никчемное,
Жалкое, тёмное,
Даже сам ты.
Убежал, скрылся,
Выжег моё имя, то самое,
Жалкое, тёмное
На ладони, в своей печи.
Кровь прольётся нечаянно,
Но не твоя, друг мой.
Конечно нет, не она.
Кровь моя.
Тягучая, липкая, мокрая,
Смешанная с горечью
И печалью.
Прольётся та при свете
Нашего общего солнца,
Я же помню, как на рассвете
Я долго молчал,
А ты долго смеялся,
В середине лета,
Опечаленного чужой смертью.
Смертью внутри меня
И смертью снаружи,
Я всегда знал,
Я всегда чувствовал,
Что никому, никому я не нужен.
И не буду.
Ни тебе,
Ни им.
Никому.
Я рассказывал эту историю
Мрачную, жуткую,
Одинокую, я рассказывал её
Призракам возле кровати.
Она досталась мне от моей сестры.
И твоя сестра, помню, рассказывал,
Она тоже любила тебя.
Но не так, как любил любить я.
Поверь мне,
Можешь и посочувствовать,
Ведь ничего кроме жалости
Я у тебя вызвать не смею.
Так как…
Я не видел тебя,
И не знаю даже имени.
Но и представить не может никто
Никто на свете, никто на этой грязной,
Гнилой планете, не может представить,
Как я любил тебя.
Твои волосы, которых мне никогда не увидеть.
Я любил тебя, а теперь
Я проснулся.
Ото сна, наваждения,
И от той лести, что слышалась мне
Теми веками, пока я спал.
Я не видел тебя.
И я не знаю даже имени.
Только в ночи вспоминал,
То, как тебя называл.
И ты тоже вспомни,
Когда-нибудь.
В тишине.
Я услышу.
И буду знать.
Чувствовать.
Как чувствовал ты.
сентябрь 2016
в о н
Я был один, минутой ранее
Считал секунды на часах.
Я верил в то, что будут раны
Все заживать, и сквозь тот мрак