Воронья Кость
Шрифт:
— Всё как в моей жизни, — печально отозвался хозяин гуслей, воин по имени Хрольф, и те, кто знал его, рассмеялись.
— Тогда, вам наверняка знакомы друзья этого гусляра, — продолжал Воронья Кость, — которые часто спрашивали его, как он может жить, имея такой скудный доход. И он отвечал им: "Не так уж всё и плохо. Каждый день я хожу по пирам, играю на гуслях, и мне нравится наблюдать, как весь зал пускается в пляс".
Воронья Кость остановился. — Теперь, я припоминаю, даже более чем уверен, — того человека звали Хрольф.
Все засмеялись и принялись похлопывать новгородца по спине, в ответ тот бросал сияющие взгляды. Воронья
— Но тем не менее, — продолжал Воронья Кость, по мере того как собиралось всё больше воинов, привлечённых слухами о том, что здесь рассказывают историю, — Хрольф был одинок. Девушки, танцующие под его музыку, часто улыбались ему, а некоторые даже разжигали огонь в его сердце. Но те девушки были богаты, а он жил на брошенную ему мелочь и питался объедками, так что ни одной девушке не пришла бы в голову мысль выйти за него замуж.
Однажды вечером, опечаленный Хрольф брёл вдоль городской стены Новгорода по берегу реки Волхов. Он уселся на своём любимом месте на берегу и положил на колени гусли. "Моя любимая река Волхов", — сказал он и вздохнул. "Была бы ты женщиной, я бы женился на тебе и жил бы вместе с тобой здесь, в моём любимом городе".
“Это правда”, — отозвался Хрольф. “Разве есть в мире другой город, подобный Господину Великому Новгороду? Разве есть где-то место лучшее?”
— Самое лучше место там, где тихо, — проворчал Стикублиг из полутьмы, и Хрольф, уже готовый поспорить, успокоился, когда его утешительно похлопали по плечу.
— Хрольф заиграл на гуслях, и звуки мелодии поплыли над Волховом, — продолжал Воронья Кость. — Вдруг из воды выросла огромная фигура и Хрольф вскрикнул от страха. Перед ним возвышался великан, увенчанный короной, украшенной драгоценными камнями размером с раковину, на шее тяжёлое жемчужное ожерелье, из-под короны струилась густая грива волос-водорослей. "Музыкант", — сказал незнакомец, — "узри перед собой Эгира, Владыку вод. Я пришёл в эту реку в гости к моей дочери — принцессе Волхова. Твоя чудесная музыка достигла речного дна и пришлась всем нам по нраву". Хрольф сумел пробормотать в ответ лишь слова благодарности.
Владыка вод сказал ему, что скоро вернётся в свой дворец и хочет, чтобы Хрольф сыграл на его пиру. "С удовольствием", — сказал Хрольф, — "но где твой дворец и как мне добраться туда?" Эгир рассмеялся. "Конечно же, мой дворец под водой. Ты легко найдешь к нему дорогу, а сейчас держи награду". И Владыка вод бросил к ногам Хрольфа большую рыбину с золотой чешуёй; когда она окоченела, чешуя превратилась в настоящее золото.
Хрольф онемел от удивления, а Эгир лишь взмахнул рукой. "Не стоит меня благодарить, ведь музыка дороже золота. Если бы мир был устроен справедливо, ты бы купался в богатстве, а у роз бы не было шипов". И с громким всплеском Владыка вод нырнул и был таков.
— Эгей! — раздался чей-то возглас. — Я тоже из Новгорода, и всё что дарил мне Волхов — лишь холодные воды.
— Неудивительно, ведь ты не сможешь сыграть даже на костяной флейте, Вермунд, — прокричал кто-то в ответ, и воины недовольно зашикали, заставив умолкнуть обоих. Воронья Кость чуть подождал, а затем продолжил.
— Хрольф продал золотую рыбину удивлённому купцу, а затем, в один прекрасный день покинул Новгород и отправился на ладье по Волхову, пересёк Ладогу и вышел в Балтику. Когда корабль стремительно понёсся над морскими водами, он свесился
— Мне знакомы эти моряки, — вмешался Адальберт. — Illi robur et aes triplex circa pectus erat, qui fragilem truci commisit pelago ratem primus.
— Нет, постой, — воскликнул Воронья Кость Адальберту, который открыл было рот, чтобы перевести. — Позволь мне. Твёрже чем что-то, дерево, мне кажется, — и трижды твёрже бронзы... сердце того, кто...кто...кто...
— Чего это ты заладил — "кто, кто...", разве в этой истории есть эхо? — спросил Стикублиг.
— Или дальше рассказ пойдёт на языке христианских священников? — добавил Кэтилмунд. — Если так, то мне понадобится толмач.
— Неплохо, — подтвердил Адальберт, не обращая ни на кого внимания, — но правильно будет так: "знать из дуба иль бронзы грудь имел тот, кто дерзнул первым челн свой вверить грозным волнам". Гораций.
— Тот Гораций тоже был на корабле? — выкрикнул Хрольф. — И что там дальше случилось со мной?
Воронья Кость поднял ладони и улыбнулся. Адальберт присел, ошеломлённый той скоростью, с которой юноше давалась латынь, на изучение которой у монахов уходили годы.
— Моряки принялись молиться за свои жизни, — продолжал Воронья Кость. "Не бойтесь", — сказал им Хрольф. "Я знаю кого он ищет". И взяв гусли, вскарабкался на поручни, и прежде чем кто-либо успел его поймать, прыгнул в волны.
— Как бы не так, — с негодованием заявил Стикублиг, и все рассмеялись. Воронья Кость продолжал, как ни в чём не бывало.
— Хрольф погружался всё глубже и глубже, пока не очутился на дне морском, где и увидел в призрачном свете крепость из белого камня, такую же огромную, как та, что слева от нас. Он миновал коралловые врата, и лишь тогда понял, что всё ещё жив и дышит как рыба. Когда гусляр подошёл к огромным дверям, они распахнулись, и его взору открылся величественный зал, заполненный гостями и трэллями, — различными обитателями океанов. Там были сельди, треска, песчаные угри и морские скорпионы, крабы и лобстеры, морские звёзды и кальмары, гигантские осетры и стада китов.
Среди гостей находились также и несколько девушек, — речных нимф, дочерей Владыки вод. На великолепном высоком кресле в конце зала восседал сам Эгир со своей женой — Ран, её волосы напоминали зелёные водоросли и закручивались водоворотами. "Ты как раз вовремя", — подозвал музыканта Эгир. "А теперь давайте танцевать".
Воронья Кость замолк, слушатели нетерпеливо заёрзали и заворчали, призывая его продолжать. Олаф перевёл дыхание.
— Очень скоро всё морское дно отплясывало. Речные девы тоже вскочили и закружились, и даже сам Эгир присоединился к танцу, его наряд крутился и струился словно песок, а волосы развевались будто водоросли. Хрольф даже и не догадывался, что тем временем на поверхности разошёлся шторм, волны яростно обрушивались на берег, а корабли бросало, словно щепки. К концу пира Хрольф еле перебирал пальцами от усталости, а Эгир так растрогался, что пожелал выдать за него замуж одну из своих дочерей, а самого музыканта оставить в море. "Ваше Величество," — почтительно сказал Хрольф. "Но ведь мой дом не здесь, мне люб лишь мой Новгород".