Ворошилов
Шрифт:
В Старой колонии не было ни водопровода (воду привозили в бочках), ни канализации, ни мощёных улиц. Везде копоть, угольная, железорудная и шлаковая пыль, а в ненастье — непроходимая грязь.
Иначе жили иностранцы: администраторы, инженеры, мастера. В Новой колонии всё было добротно устроено, по-тогдашнему, конечно, времени. Климу приходилось часто бывать в двухэтажном доме главного бухгалтера завода Графа. У него была большая семья — восемь детей. Пока Клим ждал, когда их отец подпишет принесённые бумаги, эта детская ватага окружала Ворошилова и старалась вовлечь в свои игры. У Клима
Большинство начальников из иностранцев вели себя высокомерно, презирали рабочих и унижали их человеческое достоинство. К их числу принадлежал и Граф.
Но были среди них и хорошие люди. Ворошилов называет начальника механического цеха Ганемана, начальника электроцеха Краузе, мастера чугунолитейного цеха Циммермана, относившихся к рабочим доброжелательно.
Особо нравился Климу начальник заводской лаборатории Блосфельд, культурный и образованный человек с чутким сердцем. Ворошилов нередко заходил к нему, и хотя тот плохо говорил по-русски, они беседовали по душам.
Благодаря работе курьера Клим познавал жизнь завода, его коллектива, у него завязались отношения с влиятельными мастерами и рабочей элитой. И всё-таки рамки конторы тяготили его. Ему хотелось туда, где из руды плавился чугун, варилась сталь, изготовлялись трубы, проволока, листовое железо и другая промышленная продукция. Он понимал, что именно там творится главное дело, ради которого существует и заводская администрация, и всякие вспомогательные службы...
Он стал проситься перевести его в производственную сферу.
Просьба Клима была удовлетворена, его перевели работать на водокачку помощником машиниста.
Что такое водокачка? Специальное здание, в котором располагается оборудование — пародвигатели, насосы и т. п. — для подачи воды потребителям. Именно это знал о водокачке Клим Ворошилов, когда впервые шагал от завода до неё целых четыре километра.
Мрачное кирпичное сооружение на берегу большого пруда не впечатлило его. У входа Клима встретил грузноватый мужчина средних лет, говоривший с сильным польским акцентом.
— Далеко топать, — не то спросил, не то констатировал он длинный Климов путь до водохозяйства. И сразу пояснил: — Вот отсюда мы подаём воду в заводские резервуары, а оттуда она идёт на охлаждение доменных печей и на другие, какие надо, нужды.
Дальше определил Климу условие работы. Дежурить он будет посменно с другим помощником машиниста: неделю — днём, неделю — ночью. Дневная смена начинается в семь часов утра и до семи вечера. Ночная, соответственно, с семи вечера до семи утра. Себя он представил Климу как непосредственного его начальника и велел называть паном Сгожельских, так как рождён поляком; в слове «поляк» он сделал усиленное ударение на «о». Сгожельских не заведовал водокачкой, он был старшим машинистом. Кроме него были ещё два сменных машиниста с помощниками.
Затем Сгожельских показал машинное отделение, где стояли большие паровые насосы, и спросил Клима, приходилось ли ему когда-либо иметь дело с машинами. Тот ответил, что бывал в заводских цехах, видел всякие
— Смотри и учись, — назидательно сказал поляк. — Машина вежливое обращение любит. Вот хотя бы эти насосы. Только недогляди — разлетятся.
— Как это «разлетятся»? — удивился Клим. — Они ведь железные.
— Вот и видно, что ты ничего в насосах не смыслишь. — Сгожельских поморщился. — Такая сильная машина требует ровной и большой нагрузки. А если будет потеряна тяжесть всасывания — а это и есть её нагрузка, — тогда что? — Он испытующе посмотрел на Ворошилова. — То-то. Не знаешь. — Понизил голос и, наклонившись к Климову уху, чуть ли не шёпотом закончил: — Тогда она сама себя разнесёт и нас с тобой ещё прихватит.
Он терпеливо, обстоятельно объяснял юному помощнику, что и как надо делать, и больше всего упирал на необходимость строго следить за водомерным стеклом и манометром, а также за всасывающими трубами. После этого требовательно добивался от Клима точного соблюдения своих указаний и сильно ругался по-русски и по-польски, если тот что-либо делал не так.
К. Е. Ворошилов воспоминал, что он быстро освоился с нехитрыми обязанностями, полюбил машины, постоянно держал их в образцовой чистоте. Это нравилось Сгожельских. Однако нескоро придёт к старшему машинисту полное доверие к новому помощнику. Он боялся оставлять Клима одного и ревниво следил за каждым его движением.
Несколько месяцев работы на водокачке сроднили Клима с товарищами по работе. Особенно крепко подружился с кочегарами, обслуживающими топки котлов, питающих паром машины насосов. Он часто заходил в котельную и видел, как тяжек их труд. У топок было нестерпимо жарко. Кочегар истекал потом, к концу вахты буквально валился с ног.
Во время дежурства Клим иногда, когда все агрегаты работали исправно, подменял кочегара у топки на 10—15 минут. И вдруг однажды Сгожельских засек его отсутствие в насосном отделении. Прибежал в котельную.
— Пся крев! — вскричал он на Клима. — Ты делаешь преступление. Ты завод загубить захотел.
Клим кинулся к насосам, не случилась ли с ними какая беда?..
Долго потом его мучили угрызения совести: бросил доверенные машины на произвол судьбы, могли произойти страшные вещи... Он несколько раз просил за свою оплошность прощения у старшего машиниста:
— Простите меня, пан Сгожельских. Это больше не повторится.
Сгожельских негодовал, сопел, не прощал. Наконец смилостивился:
— Ладно, прощаю. Смотри, чтоб ещё этого не бывало...
В целом работа Клима Ворошилова на водокачке отмечалась положительно. В глазах начальства он зримо рос как настоящий рабочий, знающий своё дело, ответственный, аккуратный, добросовестный.
В конце года Климу предложили перейти в более престижное заводское подразделение — в электротехнический цех.
Здесь всё было в новинку, и это увлекало. Начал с чтения элементарных книжек по электрике. Расспрашивал опытных специалистов, одновременно старался и своим умом доходить до многого. Любознательность и упорство парня отметили старшие товарищи и охотно оказывали ему всякую помощь в освоении новой профессии.