Воровка чар (Дилогия)
Шрифт:
Две лиловые змейки сорвались с рук магов, упали на землю, и, словно ручные, очертили в пыли сияющий круг, соединяясь за спиной и заключая внутрь нас с Витом. Холодное пламя, потрескивая, взметнулось вверх, схлопываясь и образуя над нами прозрачный купол, совсем, как на ярмарочном балагане. Солнце стало блеклым, размытым и лиловым. Нас будто накрыли бычьим пузырем, или гигантским чугунком с полупрозрачными стенками.
Нет бы сразу укокошить, как все нормальные люди.
Не знаю, как это смотрелось снаружи, а изнутри отсвечивающие лиловым огнем стены купола ощетинились тонкими иглами. Шипы хищно пульсировали
— Айка! — я почувствовала прикосновение к спине. — Айка, спокойно.
Отступила еще на шаг и поняла, что дрожу, как заяц. Дрожу и прижимаюсь к Виту. Сейчас не имело значения, кто он. И кто я.
— Не дергайся, — зашептал вириец.— Убьешь нас обоих.
Шипы двинулись, следя за движениями, ощущая что-то недоступное человеку, как летучая мышь слышит отраженное эхо звуков, как кошка чувствует окружающий мир усами.
Иглы смотрели, иногда чуть удлиняясь, словно желая коснуться. Я выставила связанные впереди руки. Не дам, не позволю! Только не это… Зверь, спящий внутри, поднял голову и зашипел. Мышцы напряглись, кожу стало покалывать. Чудовище заворочалось.
— Айка, — вириец повысил голос. — Не смей применять магию.
Кончики шипов потемнели, стены купола дрогнули и приблизились. Чугунок разом уменьшился в размере. Ужас тугим кольцом свернулся где-то внизу живота. Шипение сменилось рыком. То, что жило внутри меня, больше всего хотело броситься на лиловое свечение.
— Не надо, — попросил Вит, касаясь подбородком моей головы. — Айка, это ловушка, — я почувствовала, его прикосновение, его руки, все еще связанные спереди, как и у меня, опустились на плечи. Я оказалась в их кольце. Он обнимал меня, одновременно лишая возможности двигаться. — Выпустишь силу хоть на кьят, магия отразится от уловителей и усиленная в десяток раз вернется к хозяину. Нас разорвет на куски.
Я слышала его и не слышала. Слышала и не могла ничего поделать, то, что жило внутри, уже проснулось и примеряло на себя тело.
Очередной рывок стен и шипы приблизились еще на локоть. Близко. К ним тянуло, как может тянуть к любой опасности. От них отталкивало, как может отталкивать близость смерти. Две противостоящие силы столкнулись внутри купола.
Зверь ворочался, пробуя человеческое тело на прочность.
— Айя, не надо, — прошептал Вит.
Собственное имя, произнесенное мягким голосом, на миг привело в чувство. Только бабушка называла меня так. И только ее голосе слышалась доброта, больше ни в чьем.
Вириец продолжал прижимать меня в себе, я слышала, как бьется сердце в его груди. Зверь оскалился недовольный промедлением.
— Нет, пожалуйста! — безмолвно закричала я.
Кожа трещала по швам, как сарафан, из которого я давно выросла, но зачем-то напялила снова. Шипы шевельнулись. Зверь откликнулся, рыкнул и легко вышел на свободу.
Но вместо того, чтобы разорвать хрупкую оболочку, слился с ней. Со мной. И я поняла, что это было, поняла, о чем говорил Рион. Магия была живой и почти разумной. Нет «разумной» неправильное слово, она обладала волей и обликом, пусть и живущим лишь в моем воображении.
Теперь это был не просто зверь, а кошка. Гибкая, хищная, опасная. Каждый ее, или мой, мускул дрожал
— Ты не оставила мне выбора, — просто сказал Вит, его голос снова стал отстраненным.
Может, внутри меня и жила кошка, а может, я сошла с ума, но в любом случае снаружи оставалась человеком. И довольно хрупким, если сравнивать с солдатом. Он приподнял руки, которыми прижимал к себе, но вместо того, чтобы освободить вдруг сдавил шею. Резко и сильно, лишая дыхания.
И оставляя мгновение на сожаление, лишь мгновение на мысль. Рион все-таки был прав, нельзя было поворачиваться к вирийцу спиной. Кошка жалела лишь о том, что не прыгнула. Не на голодные шипы, а на Вита, и не загрызла. Чего только не придет в голову от страха.
А потом все чувства растворились во тьме.
Горло царапнуло болью, во рту ощущался кисловатый привкус. Я закашлялась и открыла глаза. Мир тонул в сером полумраке, под головой лежало что-то мягкое и одновременно колючее, наподобие овечьей подстилки, прикрывавшей лавку в сенях у бабушки. Я чуть шевельнулась и с удивлением поняла, что жива и даже не связана.
— Выспалась? — равнодушно осведомился знакомый голос.
— Вит, — попыталась позвать я, и снова зашлась кашлем, слюна была вязкой и горячей.
С трудом приподняв гудящую голову, я огляделась. Из серого полумрака проступали грубые стены. Каменный мешок пять на пять шагов, шершавые стены, на полу солома. В узкое слюдяное окошко под потолком заглядывала луна. Казематы Велижа к нашим услугам. Меня бы больше удивило пробуждение на чистых простынях, чем на соломенном полу. Так что, все было ожидаемо. Все, кроме сидящего рядом вирийца. В темноте я смогла разглядеть лишь прислонившийся к стене мужской силуэт и вытянутые ноги.
— Вода, — солдат указал рукой в сторону.
У кованой двери стояла плошка с мутноватой жидкостью. Я коснулась прохладной железной посудины и, чуть расплескав содержимое, стала с жадностью пить. Шумно отфыркиваясь и едва не захлебываясь. Боль в горле чуть улеглась.
— Давно мы здесь? — на этот раз слова вышли почти четкими.
— Несколько часов, — судя по голосу Вит злился.
На меня? На то, что едва не произошло в том лиловом куполе?
Я дернула плечами и поставила плошку на землю. Чего он ждет? Извинений? Зря. Плевать я хотела на его недовольство.
Где магия? Где зверь? Ушел? Спит?
Я прислушалась к себе — ничего тревожащего или необычного.
— Что случилось? После того, как ты… — я коснулась шеи, та была на месте, как и голова.
— Ничего, — небрежно ответил он, с его стороны тоже никаких сожалений. Не то, что я в них нуждалась, но послушать было бы приятно. — Открыли ловушку. Наказали за непослушание и препроводили сюда. Еще и тебя нести заставили.
— Наказали?
Вместо ответа Вит наклонился ко мне, на лицо лег тусклый лунный свет. Внешность солдата претерпела изменения, став, как говаривала бабушка, очень запоминающейся. Бровь рассечена, правый глаз заплыл и открывался не до конца. Разбитые губы опухли, на подбородке разводы от крови. С двухдневной щетиной и общей бледностью смотрелось страшненько.