Воровская корона
Шрифт:
— Кирьяна-то приходилось видеть? — спросил Гриня, посмотрев на чубатого.
— Только на фотографии, — несколько растерянно произнес тот. — Но ничего, узнаю. А потом — Сарычев сказал арестовывать всех, кто завернет в этот подъезд.
Мужчина между тем приближался, не сбавляя шага. Так может идти только очень уверенный в себе человек.
— Ваши документы, — вышел вперед чубатый, загораживая плечом проход.
Человек в гимнастерке остановился и с интересом посмотрел на оперативников.
— А, собственно,
Голос незнакомца звучал очень уверенно. С такими интонациями только отчитывать за провинности и ставить очередную оперативную задачу. Начальственный голос, ничего не скажешь, отработанный со всем прилежанием на личном составе.
— Да мы здесь… — слегка растерялся чубатый, — …в оцеплении стоим.
— Я так полагаю, что вы ждете Кирьяна? — строго спросил незнакомец.
— Верно, — заметно смутился чубатый, в упор продолжая рассматривать мужчину.
Тот был довольно молод, с располагающим и привлекательным лицом. Было в его облике что-то такое, что заставляло с ним считаться.
— Позвольте ваши документы? — неожиданно для самого себя сказал Гриня и даже протянул руку.
Лицо мужчины расплылось в доброжелательной улыбке. Подобрело и лицо чубатого, — он тоже угодил под обаяние человека в гимнастерке. Незнакомец вдруг расхохотался, запрокинув острый подбородок. Но вдруг смех его оборвался, и, посмотрев на заметно растерянные лица оперативников, он произнес:
— Товарищи, у меня к вам серьезные нарекания… Впрочем, вы, наверно, меня еще не знаете. Я — Смолин, от товарища Сарычева. Вы поступаете в мое распоряжение.
Чубатый от неожиданности поперхнулся и проговорил:
— Извините, товарищ Смолин… Нас не предупредили, что вы здесь появитесь, — он явно не знал, как себя вести.
— А я, товарищи, могу появиться где угодно! — веско возразил Смолин, заметив его неуверенность. — Работа у нас такая беспокойная. Надо помнить о том, что враг не дремлет.
— Так-то оно, конечно, так, — широко заулыбался Гриня, во все глаза разглядывая нового начальника. В том, что он начальник, Гриня не сомневался.
— Задачу вам ставил товарищ Сарычев? — Голос Смолина построжал.
— Так точно! — вытянулся чубатый и вновь тряхнул светлыми кудрями. — Велел хватать всех, кто войдет в подъезд!
Смолин понимающе кивнул.
— Проводите меня до дверей, товарищи.
По лестнице они поднимались не таясь, уверенно стуча каблуками сапог. Остановились перед крепкой дверью. Смолин развернулся и, строго посмотрев на сопровождающих его сотрудников, спросил:
— Есть еще одна революционная заповедь, советую вам тоже ей строго следовать, товарищи. В проверке нуждаются даже самые доверенные люди, это сказал Владимир Ильич Ленин. Я вам, конечно, доверяю, но все-таки предъявите ваши документы.
На лицах парней отобразилось заметное замешательство, а Смолин негромко, но требовательно
— Главное — революционная бдительность, товарищи. Контра проникла даже в наши ряды… Ну, что же вы застыли, прошу ваши документы, — в его голосе зазвучал металл.
Чубатый неуверенно полез в карман и, вытащив удостоверение, протянул его Смолину.
Следом расторопно вытащил документ Гриня.
Смолин неторопливо просмотрел документ и внимательно сравнил фотографии с оригиналом.
— Печать слегка размыта, — неодобрительно произнес он. — Я вправе считать это удостоверение поддельным… товарищ Коновалов.
Чубатый заметно занервничал. Вроде крупный начальник этот Смолин, и надо же так по-глупому опростоволоситься.
— Тут такая незадача вышла, товарищ Смолин, девка моя, с которой я сейчас живу… из деревни ее привез. Галифе мои постирала, не вывернула, зараза, прежде карманы-то, а в них удостоверение оказалось. Вот печати-то и размыло.
Смолин неожиданно широко улыбнулся — пронял-таки его Коновалов бесхитростным рассказом! — и доверительно произнес:
— Бывает, товарищ Коновалов. Вот что… — Он сунул документы в карман гимнастерки и продолжил решительно: — Ваши удостоверения я пока забираю с собой до окончания операции. А теперь стучите в дверь, товарищи.
Чубатый, вдохновленный его напутствием, принялся колотить в дверь.
— Открывайте, уголовный розыск! Открывайте!
— Что, собственно, происходит? — раздался из-за двери ворчливый мужской голос. В чем провинился перед советской властью добрый старый еврей, который всю жизнь только тем и занимался, что ставил людям зубные протезы? Что он мог украсть? Разве что пару гнилых зубов. Но кому они нужны!
Стук в дверь стал более требовательным.
— Откройте, иначе мы выломаем дверь! — сурово предупредил Коновалов.
— Что творится в этом мире, — обреченно заголосил мужчина из-за двери. — Они так колотят, что действительно выломают мою дверь. И я спрашиваю себя, зачем? А для того, что им не терпится в час ночи взглянуть на старого больного Изю! Уверяю вас, господа чекисты, вы не увидите здесь ничего интересного. Если бы это было не так, то разве от бедного еврея ушла бы к сапожнику Абраму его любимая жена Розочка?
Дверь наконец приоткрылась, и в ее проеме показалась кудлатая седая голова. Огромные грустные глаза с недоверием смотрели на оперативников и тотчас безошибочно определили главного.
— Господа, если вы не те, за кого себя выдаете, у меня большая просьба к вам, не бейте меня по темечку, мой череп может не выдержать. Ему и так досталось немало во время погромов. Я вам и так скажу все, что требуется. А если вам нужно самое дорогое, то я готов отдать вам даже свои зубные протезы. Они мне служат второй десяток лет и, уверяю вас, еще ни разу меня не подводили.