Воровская семейка

Картер Элли

— Так и быть, я не стану подавать в суд, — проговорил молодой человек.

— Как именно вы проникли на выставку? — спросил мужчина.

— Я уже говорил вам. И тому, кто был до вас. И тем, кто был до него, и еще парням, которые меня нашли. Я был на выставке, когда услышал сирену. Я побежал к дверям, но споткнулся и упал. Когда я поднялся, двери уже заблокировались.

— Но я был в этой комнате. Я могу поклясться, что наши двери блокируются, только когда зал абсолютно пуст.

Парень пожал плечами.

— Может,

у вас проблемы с системой безопасности. — Это было наглой ложью, но директору даже не хотелось спорить. — Моя мама может вам с этим помочь, — предложил парень. — Она в этом хорошо разбирается. Вы же знаете, что она работает в Интерполе?

Женщина, сидевшая рядом с пареньком, была привлекательна и одета со вкусом, Грегори Уэйнрайт отлично видел это. За долгие годы он научился оценивать людей с одного взгляда — столько посетителей проходило через двери Хенли каждый день. Он сразу видел туристов и коллекционеров, критиков и снобов — но никак не мог определить, что за женщина сидела перед ним.

— Как вы выжили, если в комнате не было кислорода? — спросил директор, и парень пожал плечами.

— Какой-то старик оставил там свое кресло. Наверно, у него проблемы с дыханием, потому что за креслом был бак с кислородом.

Грегори Уэйнрайт поморщился, услышав, как одного из богатейших людей на земле назвали «каким-то стариком», но промолчал.

Женщина поднялась на ноги.

— Я пойму, если мы должны будем подписать отказ от претензий или какие-то другие бумаги. Но я уверяю, что у вас нет никаких оснований задерживать моего сына, и, между прочим, ему пришлось пережить тяжелый день.

— Боюсь, ваш сын не может никуда пойти, пока с него не снимут…

— Не снимут что? — фыркнул парень. Грегори Уэйнрайт не мог понять, негодование или страх звучали в его голосе, но парень явно был на грани.

— У меня сложилось впечатление, что ограблено было другое крыло здания, — произнесла его мать.

Парень широко развел руки в стороны.

— Обыщите меня. Давайте! Только скажите точно: что я украл? — Его мать успокаивающе положила руку сыну на плечо, но посмотрела на Уэйнрайта с выражением лица, говорившим: «Отличный вопрос!»

— Мы не собираемся больше тянуть с этим, мистер Уэйнрайт, — холодно сказала женщина. — Я уверена, вам есть чем заняться сегодня. Если хотите услышать совет, то я напомню вам, что в таких делах время чрезвычайно важно. Если вы не найдете картину в течение недели, вы можете не увидеть ее уже никогда.

— Я знаю, — сказал директор, сжимая свои тонкие губы в узкую полоску.

— И даже если вам удастся ее отыскать, полотна пятнадцатого века не слишком хорошо переносят поездки в спортивных сумках или багажниках машин.

— Я знаю, — повторил директор.

— И, я уверена, вам не нужно напоминать, что произошедшее сегодня с моим сыном трудно назвать несчастным случаем?

В первый раз слова женщины по-настоящему

привлекли внимание директора. Уэйнрайт раскрыл рот, переводя взгляд с матери на сына, словно не зная, что сказать.

— Кто-то спланировал этот поджог, мистер Уэйнрайт, — проговорила женщина с тихим смешком. — Но я чувствую себя глупо, рассказывая вам это. — Ее губы, накрашенные темной помадой, сложились в полуулыбку. — Я уверена, вы и сами догадались, что весь пожар был не более чем грандиозным отвлекающим маневром. — Она положила одну изящную ладонь на другую. — Фокус, ловкость рук.

Директор музея ошеломленно моргнул. Он вдруг почувствовал себя так, словно был заперт в комнате без кислорода, за дверью которой бушевал пожар. Амелия Беннет выпрямилась в полный рост и жестом пригласила сына следовать за ней.

— Я уверена, что такой человек, как вы, уже понял, что мой сын — такая же жертва Визили Романи, как и вы.

С этими словами последний из детей, оказавшихся в запертом музее в тот день, развернулся и вышел за дверь, исчезнув без следа.

А Грегори Уэйнрайт остался наедине со своим нервным срывом.

День истечения срока

Париж, Франция

Глава тридцать шестая

Прошли сутки после громкого ограбления Хенли. В Париже лил дождь. Французский шофер Артуро Такконе остановил лимузин (классический «мерседес», на этот раз темно-синий) на обочине дороги. Пассажир принялся вглядываться в окно, выходившее на узкую улочку, полную небольших магазинчиков. Он не был готов услышать легкий стук по запотевшему стеклу и тем более — увидеть девушку, миниатюрную и выглядевшую слишком устало для своего возраста, которая беззвучно опустилась на заднее сиденье рядом с ним.

Она слегка встряхнула своими короткими волосами, и капли воды упали на кожаное сиденье. Но Артуро Такконе не был против. Его обуревали другие эмоции, главной из которых было — хотя сам он не решался себе в этом признаться — сожаление, что все закончилось.

— Я слышал, что кошки не любят дождь, — сказал он, оглядывая ее вьющиеся от влаги волосы и промокшее пальто. — Теперь я вижу, что так и есть.

— Бывало и хуже, — ответила девушка, и Такконе сразу понял, что она говорит правду.

— Я очень рад видеть тебя, Катарина. Я рад, что ты жива и в порядке.

— Потому что вы боялись, что я сгорю заживо в Хенли, или потому что волновались, что меня поймают и я сдам вас полиции, чтобы не сесть в тюрьму?

— И то и другое, — признал мужчина.

— Или вас больше беспокоило, что я заберу ваши картины и исчезну вместе с ними? Что они пропадут из вида еще лет на шестьдесят?

Такконе изучал девушку, словно видел ее в первый раз. Трудно было найти кого-то столь юного и одновременно мудрого, столь свежего и одновременно усталого.