Ворюга в клеточку
Шрифт:
– Алешка!…
– Ты чего разорался в чужом дворе!…
– Тяф-тяф!…
– Есть новости!…
– Я на тебя сейчас собаку спущу!…
– Спускайте - ей же хуже будет!…
– Ах ты, хулиган!…
– Санек!
– переорал всех сверху Алешка.
– Поднимайся к нам. Все равно она поговорить не даст по-человечески.
Это Модеста услыхала и задрала голову:
– По-человечески люди шепотом разговаривают!
– А нам скрывать нечего!
– отбрил ее Алешка.
– Мы люди честные!
Модеста
Поэтому мы ничего не услышали, пока машины не замолчали, ухватили только самый «хвост» Модестиной речи:
– …А еще полковник!
Тут все наконец стихло, и мы услышали финальную фразу какого-то жильца, крикнувшего в окно:
– Вам бы, Модеста Петровна, сиреной на корабле работать.
– И окно захлопнулось.
– Сам дурак!
– рявкнула Модеста. И тявкнула Жужа.
Мы впустили разгоряченного Санька, и он, завязывая шнурки, затараторил:
– Опять! Прилетал! Я все видел! Спикировал в окно. И вылетел. И полетел в свое гнездо.
– Куда?
– нетерпеливо спросил Алешка.
– А я знаю?
– Санек отдышался.
– Дай попить. Только не из-под крана. Мне сырую воду нельзя.
– Шнурки от нее развязываются?
– съязвил Алешка.
Санек обиделся и, наступая на шнурки, направился к двери. Остановился, оглянулся и злорадно сказал:
– А я еще что-то видел! Да не скажу.
Алешка пулей слетал на кухню и принес ему стакан минералки.
Санек выдул ее одним духом, икнул и тоном пьяницы потребовал:
– Закусить!
Алешка молча, скрипнув зубами, принес ему на блюдце блинчик с мясом. Санек протянул свою руку, Алешка отдернул свою. Санек вздохнул и «раскололся»:
– Карлсон полетел к девяносто пятому дому… - В этом доме, как мы уже знали, живет приятный жулик Володя.
– И где-то там скрылся, я не разглядел издалека…
– А что разглядел?
– Блинчик, - потребовал Санек.
– Утром деньги - вечером стулья, - сказал я этому вымогателю.
Санек опять вздохнул.
– Когда он пролетал над школой, из него что-то выпало. И прямо на крышу.
– А что? Деньги? Запасные части?
– Что-то блестящее.
– Понятно, золото-бриллианты.
– Сам ты золото! Большое такое, круглое.
– Футбольный мяч?
Санек подумал.
– Нет. Мячик бы прыгать стал. А оно прямо так плюхнулось. На тарелку похоже. Разбилось, наверное.
– И он вырвал у Алешки блюдце. Причем так хватко, что блюдце оказалось у него в руке, а блинчик на полу.
– Эх ты!
– укорил его Алешка.
– Весь наш обед угрохал.
Санек расстроился:
– Может, его помыть?
– С мылом?
– скривился Алешка, подбирая блинчик.
– Мы его Норду отдадим. Пошли на кухню, разведчик. Чаю попьем.
Когда Санек
– Дим, твоя задача обследовать крышу. Школьную.
– Интересно!
– возмутился я.
– А как?
– Придумай! А я займусь зажигалкой.
Конечно же, я ничего не придумал. В такую жару моя фантазия отказалась работать. Однозначно.
– Ладно, - сжалился Алешка.
– Пошли к директору.
В школу мы пошли через парк - Алешка хотел проверить, как чувствуют себя белки в такую жару. Ну чего там проверять - ни одной белки мы не застали, все они попрятались в прохладные места. Только мы, как дураки, шляемся по солнцепеку.
Мы вышли из парка, перешли висячим мостиком нашу несчастную Смородинку, которая с трудом журчала между старыми покрышками и ржавыми кузовами выброшенных в овраг машин, и пошли вдоль немецкой ограды.
Ребятишек за ней не было видно, наверное, по домам в холодных ваннах сидят.
– Им не можно такой жара гуляйт, - сказал Алешка.
И вдруг остановился.
– Ни фига себе!
Возле въездных ворот, в черной форме, потел наш знакомый бессовестный… шкаф. Вот это новости! Многостаночник какой-то. Фигаро здесь - Фигаро там. Вот, значит, где я его видел.
– Чего ему здесь надо?
– задумался Алешка.
– Он же у Модесты, ломбард ее сторожит.
– Подрабатывает, наверное. Сутки - там, сутки - дома, сутки - здесь.
– А зажигалкой-то он уже не любуется, - заметил Алешка.
– Привык. Давай, Дим, еще одно объявление напишем.
– Какое?
– «Найдено бриллиантовое именное колье В. Акимова». Он сразу к нам прибежит. И уедет от нас в наручниках. И без зажигалки. Если, конечно, папа дома будет.
– А если нет?
Алешка промолчал. И все время, пока мы шли вдоль немецкого забора, оглядывался и что-то бормотал.
В школу мы пробились с трудом. Наш завхоз Павел Петрович Лютый, который выполнял еще и должность охранника, оказался неумолим. Интересно, как меняет человека должность. Это папа так говорит. Лютый как завхоз - милейший человек. Заботится о школе, как о родном доме. А когда он становится на пост у входа, хуже него только козел упрямый.
– Не велено, - бубнил он на все наши уговоры.
– Эпидемия. Карантин. Живите и радуйтесь.
– Нас директор вызвал!
– не выдержал наконец Алешка.
– Срочно!
– А он мне ничего не говорил.
– Так он же не вас вызывал, - сказал я.
– Ну да, - туго задумался Лютый.
– Меня не вызывал. Он вас вызывал. Что ж стоите? Живо наверх. Начальству ждать не полагается. Живи и радуйся.
В школе было непривычно тихо, пусто и чисто. Наши шаги стучали по полу и будили уснувшее эхо. Ничего, скоро тут опять забурлит жизнь. Кувырком. Как обычно.