Восемь знамен

Савадж Алан

Жунлу!

Сердце Лань Гуй гулко забилось. Он не очень изменился со времени их последней встречи, разве что несколько раздался в плечах, возмужал. А вот она, Лань Гуй, знала, что изменилась. И теперь вовсе не та девочка, которой была восемь лет назад.

Оба промолчали. Жунлу вернулся к своим обязанностям. Вскоре повозка была отремонтирована, и процессия возобновила движение. Но он увидел ее, а сплетни об опале непокорной наложницы ходили по всему каравану.

Что ей делать, если он станет искать с ней встречи? Даже несмотря на явное падение дисциплины, установленной правилами Запретного города, приближение любого мужчины к императорской наложнице

карается смертью, не говоря уже о попытке заговорить с нею. Но внезапно она захотела этого больше всего на свете.

На ночлег императорский двор расположился под самой тенью Великой стены, едва весь караван прошел через ворота. Ворота тут же были закрыты, и караул знаменных взял их под охрану. Все почувствовали себя гораздо уютнее по эту сторону стены, отделявшей их от варваров, пусть даже до сих пор и не обнаружилось ни малейших признаков погони. Для наложниц установили палатки — одну на четверых, евнухи расположились снаружи. Они ужинали, наблюдая, как солнце — огромное и вишнево-красное — медленно опускалось за горы на западе. После ужина евнухи направились провожать наложниц к свежевыкопанным уборным. Было уже довольно темно, и Лань Гуй показалось, что сейчас довольно легко сбежать: теперь у нее не было личного евнуха и никто не следил за ней так пристально, как за другими.

Она отошла от лагеря примерно ярдов на сто и присела на небольшом взгорке, наблюдая за мерцающими огнями костров. Воздух здесь казался удивительно чистым по сравнению с вонью, стоявшей в лагере, а шум от костров доносился приглушенно. Жунлу, если захочет, может найти ее в этом месте. Становилось прохладно. Ее одежда, днем прилипавшая от жары к телу, теперь совершенно не спасала от прохлады на обдуваемом ветром взгорке. Она уже почти решила прекратить свое бдение и вернуться в тепло палатки, как услышала рядом мужской голос.

— Почитаемая обеспокоена? — спросил Жунлу.

— Я больше не Почитаемая. Разве ты не знаешь?

— Вы всегда останетесь для меня Почитаемой.

Сердце Лань Гуй сильно забилось в груди.

— Я пришла сюда в надежде увидеть тебя, — смело сказала она. — Ты не разделишь со мной свой плащ? Мне холодно. — Он склонился и обернул свой плащ вокруг ее плеч. — Ты слышал о моей опале? Я умоляла императора подняться и воевать, но он не решился этого сделать.

— Да, я обо всем этом слышал. — С минуту они сидели молча, затем Жунлу сказал: — Вы собираетесь бежать из этого каравана?

— Куда может податься женщина в одиночку?

— Я буду с вами, Почитаемая.

Лань Гуй никогда не чувствовала такого возбуждения.

— И куда мы пойдем?

— Хоть на край света, если будет надо.

— Ты и вправду готов поставить себя вне закона ради меня?

— Я никогда не мечтал ни об одной женщине, кроме вас.

Если они убегут сейчас, то к рассвету станут недосягаемы для погони. Они могут поскакать на запад, где зашло солнце, и Лань Гуй станет свободной… Нет, никогда не будет свободной. Она — мать. Однажды ее сын станет императором. И этот день близок, как близка и смерть Сяньфэна.

— Я не могу оставить своего сына. — Услышав эти слова, Жунлу понурил голову. — Не будь у меня сына, я бы не задумываясь пошла с тобой, — продолжила она.

Жунлу опять приободрился.

— Ты уже совершил преступление, — напомнила ему Лань Гуй, — находясь здесь со мной.

Лань Гуй поняла, что никогда не знала настоящего мужчину. Сяньфэн уже был измотанным болезнью инвалидом, когда она впервые попала к нему

в постель, да и к тому же с тех пор он сильно сдал. У этого же мужчины были сила, и желание, и опыт. Он посадил ее к себе на бедра, укрыв их обоих своим плащом от ночной прохлады. Они сняли только панталоны, но его рука, проскользнув ей под блузу, ласкала бархат ее груди. Она поцеловала его и научила делать то же. Она любила со всей страстью, являющейся неотъемлемой частью ее натуры, которую, однако, приходилось подавлять так долго. И она без тени сомнения чувствовала, что он ее тоже любит, и вручала ему свою жизнь.

— Что ты намерена делать? — спросил Жунлу, когда первые лучи зари коснулись долины.

— Разыщи меня снова завтра ночью, — попросила его Лань Гуй.

Без сомнения, евнухи знали, Лань Гуй ночевала за пределами лагеря, но они и представить себе не могли, что она с кем-то встречалась. А поскольку в пути не оставалось времени на посторонние дела, им не удалось дознаться истины. Да и вообще они решили не обращать на Лань Гуй внимания: она теперь была ничто.

А она переживала непередаваемое счастье. Марш уже не казался больше чистилищем ада. Даже изматывающие дни доставляли радость, так как вслед за ними шли сладостные, пусть даже и еще более изматывающие ночи. Лань Гуй вскоре поняла, что полюбила. И более того, она по-своему мстила за себя императорскому двору.

Миновали три ночи, и теперь они находились на расстоянии дневного перехода от Жэхэ.

— Я увижу тебя вновь? — спросил Жунлу.

— Не знаю когда, но ты обязательно уводишь меня опять.

Как только императорский караван благополучно прибыл во дворец Жэхэ, вернулась прежняя рутина и прежняя изоляция. Опальной Лань Гуй выделили маленькие апартаменты из двух комнат, и к ней был приставлен единственный евнух по имени Ло Ю. Он ей совсем не понравился, и она не рискнула привлечь хоть в малейшей степени его на свою сторону. Итак, ее тайные встречи с Жунлу прекратились. Однако Лань Гуй была уверена, что приобрела надежного союзника, хотя пока и не знала, как на деле могут пригодиться его услуги. Император по-прежнему не замечал ее, к тому же выматывающий переход на север подорвал его и без того неважное здоровье. К радости Лань Гуй, через несколько дней после прибытия Нюхуру прислала за ней. Императрицу длительное и многотрудное путешествие ничуть не выбило из колеи, и она оставалась такой же безмятежной и приятной в общении, как всегда.

— Меня огорчает известие о твоем несчастье, Лань Гуй, — сказала она. — Ты была единственной, кому удавалось делать нашего господина счастливым. Жаль, что ты его разгневала.

— Я предложила то, что считала лучшим для династии.

— Это дело мужчин, — наставляла ее Нюхуру. — У нас, у женщин, более важные заботы. Не хочешь ли взглянуть на сына?

Цзайцюнь обрадовался, увидев ее. За ребенком, судя по всему, хорошо ухаживали и здоровье его укрепилось. Но Лань Гуй показалось, что он совсем по ней не соскучился.

— По-моему, горный воздух полезен мальчику, — заметила Нюхуру. — Будем молиться, чтобы он оказался столь же полезным нашему господину.

Еще большим утешением, чем доброе отношение Нюхуру, по-прежнему остававшейся ее подругой, стало для Лань Гуй письмо от принца Гуна, привезенное Дэ Аньва, который подозрительно сверлил опальную наложницу глазами, когда она вскрыла послание.

— Я не собираюсь читать его тебе, Дэ Аньва, — заметила она. — Поэтому ты можешь убираться.

Он поклонился и вышел, конечно же, докладывать своим хозяевам.