Восемь знамен
Шрифт:
После подавления восстания Белых Лотосов здесь, как повсюду в маньчжурском Китае, царили мир и благоденствие, по крайней мере для тех, кто служил правительству и подчинялся законам. Поддержание этого спокойствия и составляло главную заботу управляющего, который подчинялся лишь вице-императору. Провинция Аньхой занимала обширную территорию, и в административных целях ее разделили на две части; Мартин воспрянул духом, когда по приезде в Уху узнал, что управляющий южной половиной провинции Хуэйчжэн в настоящее время находится в городе.
Маньчжур оказался маленьким подвижным человечком
Хуэйчжэна окружали секретари, которых он гонял с бесконечными распоряжениями, успевая в то же время просматривать многочисленные свитки — в основном прошения, поданные в надежде найти справедливость.
— Мартин Баррингтон! — с видимым удовольствием воскликнул он. — Какая честь для меня! — Жестом маньчжур пригласил Мартина сесть, оценивающе проследил за слугами Баррингтона, вносящими один за другим сундуки с подарками, и затем внимательно выслушал англичанина. — Дом Баррингтонов в Уху! Я думаю, это предложение будет встречено с пониманием. Я представлю ваше прошение вице-императору. Вы отобедаете со мной, Баррингтон.
Хуэйчжэн жил в удивительно скромном доме, что свидетельствовало о его честности; большинство правительственных чиновников рассматривало стяжательство — путем вымогательства у просителей максимально возможной суммы — как дело более важное, нежели вершение правосудия. Жену Хуэйчжэна Мартин так и не увидел, их встретили лишь дети — два мальчугана и девочка.
— Скоро я стану отцом третьего сына, — со счастливой улыбкой пояснил Хуэйчжэн.
Несколько дней Мартину пришлось подождать, но зато он успел обследовать берег и выбрать место под склад. После этого он отправился вниз по реке в Нанкин и доложил о результатах отцу и брату, а в конце года снова вернулся в Уху. При виде Мартина Хуэйчжэн расплылся в улыбке:
— Вам даровано разрешение, Баррингтон.
— Я счастлив и думаю, так же счастлив будет мой отец. Я желаю процветания вам и вашей семье, Хуэйчжэн. Позвольте спросить: облагодетельствованы ли вы третьим сыном, которого вы ждали?
— На то, видно, не было воли богов, — вздохнул Хуэйчжэн. — Моя жена разрешилась дочерью. Две дочери — можно ли представить для мужчины большее несчастье?
— Но у вас еще двое сыновей, — напомнил Мартин.
— Четверо сыновей куда лучше, — заявил Хуэйчжэн. По конфуцианским законам только сын мог совершать жертвоприношение
— Значит, быть ей красавицей.
— Будем надеяться, — сказал Хуэйчжэн и снова опечалился.
На следующий год Дом открыл склад в Ханькоу; теперь Мартина так же хорошо знали на реке, как и на морском побережье. В каждую свою поездку Мартин непременно останавливался в Уху — проверить, как идут торговые операции, и разделить трапезу с управляющим. Они стали с ним близкими друзьями, Мартин с восхищением любовался его очаровательными детьми. Не заставил себя ждать и пятый ребенок — опять девочка, к вящему негодованию Хуэйчжэна.
— Как же может сбыться пророчество о грядущем величии моей семьи, если у меня рождаются одни дочери? — причитал он.
— Но, возможно, и к лучшему, если оно не сбудется? — Мартин взъерошил кудряшки Лань Гуй, своей любимицы; девочка, в свою очередь, обожала большого варвара. — Разве ты не имеешь уже всего, о чем только можно мечтать, а, дружище?
— Теперь на реке спокойно, и я хочу открыть склад в Кантоне. — По-прежнему ясный мозг Роберта Баррингтона не уставал выдавать новые идеи.
Даже Адриана это предложение застало врасплох.
— Это все равно что размахивать перед быком красной тряпкой, — возразил он.
— Ну и что? Чего нам бояться, если мы намного больше и сильнее быка? Почти вся торговля в Кантоне и в округе незаконна. Она существует только благодаря заведенному порядку и с молчаливого согласия кантонских властей. Пекин никогда не признавал ее законной. Но ведь и другие наши торговые центры не получили официального признания столицы. А если множество людей занимается подпольной торговлей, еще один незаконный акт не вызовет чрезмерного беспокойства.
Роберт посмотрел на Мартина.
— Или ты боишься наскоков шайки жуликоватых голландцев и португальцев?
— Ни в коей мере, отец. Но что ты скажешь о жуликоватых англичанах?
— Если они набросятся на тебя, мальчуган, — усмехнулся Роберт, — тогда они в самом деле проходимцы и так к ним и следует относиться.
— По сути, ты идешь на войну, — грустно сказала Джейн, когда они с Мартином вышли прогуляться в саду.
— Я бы не сказал. Думаю, отец прав, они слишком хорошо знают нашу силу, чтобы открыто выступить против.
— Ну, а кинжал в спину где-нибудь в темном уголке?
— Это не так-то просто сделать — даже если совесть позволяет. — Ее тревога напомнила ему о словах Чуньу, и он искоса взглянул на шедшую рядом женщину. — А если это все-таки случится, ты будешь меня оплакивать, Джейн?
Она остановилась:
— Да, я буду горько оплакивать тебя, Мартин.
Он тоже встал и посмотрел ей прямо в лицо. Они зашли в гущу цветущего сада, из дома их не могли видеть.
— В таком случае я обязательно вернусь.