Восемь
Шрифт:
— Тогда отлично. Счастливого пути, Велис. Не говори, что я не предупреждал тебя.
Разговор прервался. Спустя несколько минут пришла секретарша с сэндвичами и молоком. Я закрыла дверь и попыталась поесть, но мне кусок в горло не лез. Сосредоточиться на книгах по истории нефтяного бизнеса тоже не удавалось. Я сидела и тупо смотрела на стол.
Около трех часов в дверь постучала секретарша. Она принесла мой портфель.
— Его передал охраннику какой-то мужчина, — сказала она. — С портфелем он оставил записку.
Дрожащей рукой я взяла
«Мне пришлось поместить твои бумаги в другое место, — говорилось в ней. — Пожалуйста, не ходи домой одна».
Письмо не было подписано, но «обнадеживающий» тон не оставлял сомнений в авторстве. Я отложила записку и открыла портфель — все было на месте, кроме, конечно же, моих записей о Соларине.
В половине седьмого вечера я все еще сидела в офисе. За дверью моего кабинета стучала на пишущей машинке секретарша. Кроме нас, почти все уже покинули здание. Я завалила секретаршу работой, чтобы не оставаться одной. Однако как мне попасть домой, я пока не имела ни малейшего представления. Я жила неподалеку, поэтому вызывать такси было глупо.
Пришел уборщик. Он как раз вытряхивал пепельницу в корзину для мусора, когда зазвонил телефон. Я чуть не уронила его со стола, торопясь взять трубку.
— Что, засиделась на работе? — произнес хорошо знакомый голос.
Я чуть не расплакалась от облегчения.
— Если это сестра Ним, — сказала я, с трудом сдерживая эмоции, — то, боюсь, вы позвонили слишком поздно. Я только что упаковала свои вещи. Теперь я полноправный член общества Христовых невест.
— Какая жалость и какая потеря, — бодро сказал Ним.
— Как это ты догадался искать меня здесь так поздно? — спросила я.
— Где же еще искать такого преданного и самоотверженного работника зимним вечером? — усмехнулся он. — Ты — одна из самых завзятых сверхурочников в мире. Как поживаешь, дорогая? Я слышал, ты пыталась связаться со мной.
Прежде чем ответить ему, я подождала, пока уборщик не выйдет.
— Боюсь, у меня серьезные неприятности…— начала я.
— Естественно. У тебя всегда неприятности, — невозмутимо заявил Ним. — Это и придает тебе шарма в моих глазах. Мой разум притупляется, когда долгое время не происходит ничего непредвиденного.
Я посмотрела на спину секретарши, маячившую за стеклянной дверью кабинета.
— У меня очень большие неприятности, — прошипела я в трубку. — За последние два дня два человека были убиты практически у меня под носом! Меня предупредили, что это как-то связано с тем, что я пришла на шахматный турнир…
— Ух ты! — присвистнул Ним. — Что ты делаешь, говоришь через носовой платок? Я едва слышу тебя. Предупреждали о чем? Повтори!
— Предсказательница предвидела, что меня подстерегает опасность, — сказала я ему. — И теперь это случилось. Эти убийства…
— Моя дорогая Кэт! — рассмеялся Ним. — Ты поверила гадалке?
— Она не единственная, — сказала я, вонзая ногти в ладонь. —
Ним помолчал немного.
— О шахматисте? — спросил он наконец.
— Он один из тех, кто сказал мне…— начала я слабым голосом, сознавая, что все это звучит слишком фантастично, чтобы поверить.
— Откуда ты знаешь Соларина? — перебил меня Ним.
— Вчера я была на шахматном матче. Он подошел ко мне и сказал, что я в опасности. Он очень настаивал на этом.
— Может, он перепутал тебя с кем-то? — спросил Ним. Но теперь его голос звучал глухо, словно Ладислав погрузился в размышления.
Возможно, — признала я. — Но сегодня утром в здании ООН он повторил все предельно ясно.
Один момент, — перебил Ним. — Кажется, я понял, в чем проблема. Предсказатели и русские шахматисты преследуют тебя, нашептывая в уши таинственные предостережения. Прямо из воздуха появляются трупы. Что ты сегодня ела?
— Хм… Сэндвич и немного молока.
— Яркий пример паранойи на почве недоедания, — бодро сказал Ним. — Собирай вещи. Встречаемся через пять минут внизу, в моей машине. Мы поедим нормальной пищи, и все твои фантазии быстро исчезнут.
— Это не фантазии, — сказала я.
Какое облегчение, что Ним решил проводить меня! Теперь я попаду домой без приключений.
— Я в этом специалист, — парировал он, — Кстати, с того места, где я стою, ты выглядишь слишком худой. Но красный костюм тебе очень идет.
Я огляделась. Затем посмотрела в окно, в темноту улицы перед зданием ООН. Уличные фонари только что зажглись, но большая часть улицы была в тени. Я заметила около таксофона на автобусной остановке темную фигуру. Фигура подняла руку.
— К слову сказать, дорогая, — сказал голос Нима по телефону, — если ты так боишься за свою жизнь, лучше тебе не мелькать в освещенных окнах после наступления темноты. Это просто совет, разумеется.
И он повесил трубку.
Темно-зеленый «морган» Нима стоял перед офисом «Кон Эдисон», Я выбежала из здания и запрыгнула на пассажирское место, которое в этом автомобиле было слева от водительского. Сиденья в машине были старые, обшивка деревянная, сквозь щели в полу была видна мостовая.
На Ниме были потертые джинсы, дорогая приталенная куртка из итальянской кожи и белый шелковый шарф с бахромой.
Когда машина набрала скорость, его волосы цвета меди растрепал ветер. Интересно, почему среди моих знакомых так много людей, которые любят ездить зимой в открытых кабриолетах с опущенным верхом? Ним вел машину, а теплый свет уличных фонарей отсвечивал в его волосах золотыми искрами.
— Заедем к тебе домой, тебе надо переодеться во что-нибудь теплое, — сказал мой друг. — Если хочешь, я пойду первым, чтобы осмотреться.
Глаза Нима по странному капризу природы были разного цвета: один — карий, другой — голубой, У меня всегда создавалось впечатление, что он одновременно смотрит сквозь меня и на меня. Не могу сказать, чтобы это ощущение мне нравилось.