Вошь на гребешке
Шрифт:
– Большего нам не сделать, - мерно выговорил вальз, стирая бисеринки пота со лба.
– До заката продержим. Может быть.
Старый анг не стал дослушивать чужие сомнения, покряхтел, как пловец на берегу, заранее знакомый с холодом воды и принимающий его без осуждения, но равно и без азарта. Сложив ладони лодочкой, анг упер их в пустоту и нажал, преодолевая сопротивление незримого. Вид двора и стены за ним подернулся рябью и восстановился. Анг глубоко вздохнул и качнулся вперед, пропадая из вида.
– Не дыши там, оно не опасно, но так знаешь... по мозгам лупит, - негромко посоветовал Плат.
– Глаза прикрой,
Игрун рявкнул и ушел в ничто, распластавшись в красивом прыжке. Первый анг мрачно уставился на Плата.
– Без него не возвращайся, - прорычал он.
Плат хмыкнул, правой рукой сам зажал рот гостю из плоскости, левой пребольно надавил на лоб и нос, заслоняя обзор. Шагнул вперед и внес Влада, так и не успевшего понять, по своей воле переступают ноги или же догоняют взятую в плен дурную голову...
Накрыло ощущение холода и жара, того и другого сразу. По ушам ударило, как при вхождении скоростного поезда в туннель. В закрытые веками и рукой анга глаза полезли такие обрывки абстракций - хоть кричи. Но рот тоже предусмотрительно зажат. На выходе из складки непривычное сбежало по коже, как прохладная вода.
– Дыши, - разрешил голос Плата.
– Садись к Бэлу за спину. Вот так.
Забросив приятеля на буга до первых осмысленных возражений, Плат в один прыжок с места оказался на стене. Рявкнул - и вторым прыжком покинул пределы замка. Глаза Влада сморгнули, горло протиснуло ком холода и недоумения вниз, он прокатился по пищеводу и рухнул камнем в желудок. Мир будто включили, все способности восприятия насторожились и заработали в полную силу.
– Держи, тут закроем, успеваем!
– на стене переговаривались негромко, деловито. Голосов Влад почти не разбирал, тем более все были незнакомые и сливались в единое бормотание дела. Непонятного, но прекрасно отлаженного.
– Второй слой, еще бандаж. Есть корни для основного плетения? Сюда пяток.
Замок вздрагивал весь, от крыш и до основания, ворочался раненым чудищем, стонал и хрустел жалобно, обреченно. Звонко и страшно лопались стены, брызжа во двор шрапнелью осколков. Но люди на стенах не суетились и опять повторяли про корни, бандаж - и нечто менялось, трещины медленно, трудно - но сходились. Наверх подавали запасы материала. По основанию стен пробегала судорога - и камни заметно для глаза смещались выше, окончательно восстанавливая то, что было разрушено. Увы, тотчас пушечным громом снова рвалась трещина, уже в ином месте.
За стенами творилось нечто ужасающее. Черное небо мчалось круговым вихрем, окольцовывая замок. Зимние молнии, ледяные, тощие и хлесткие, лупили в стены и луг вне замка, канонада громов рычала непрестанно. Открытые ворота - кто бы мог представить такое при осаде дома, на Земле?
– обороняли невероятные создания. Подобия бугов, но куда кошмарнее. Влад таких прежде не видел. Рядом с тварями были анги в полном доспехе, иногда взгляд успевал выхватить промельк сизости стали - только так и видно их в бою.
– Где дайм?
– негромко говорил тем временем Бэл, вроде и не замечая ужаса осады. Голос звучал спокойно, вежливо. Чуть помолчав и не дождавшись ответа, Бэл сам продолжил.
– Позвольте я до встречи с ним попрошу начать строиться к переходу и по готовности отсылать сперва детей, затем раненых, далее псахов и скот. Желательно совместить переход животных и людей, силы вальзов запада не безграничны,
Пожилой вальз - Влад научился уже немного различать этих от ангов и слуг - кивнул, поджал губы и, шатаясь, побрел исполнять просьбу, которая по сути была приказом. Правой руки у вальза не было, чудесного лечения ему никто не предложил - просто перетянули жгутом обрубок. Почему вальз еще стоял на ногах и более того, исполнял дело? Влад озирался, прикусив язык и запрещая себе громко дышать, не то что охать.
Замок умирал. Боролся, заращивал трещины и возводил стены - но умирал. Обреченность висела в самом воздухе, сером, пронизанном ничтожными, как пыль, снежинками. Зима ворвалась в кольцо стен. Но люди упрямо не желали сдаваться и отчаиваться.
– На тебя сильно давит здесь?
– Бэл полуобернулся, вспомнив о своем спутнике, молча и неловко присевшем боком на буга.
– Да.
– Именно давит?
Влад промолчал, недоуменно поджав губы. Неужели его посадили на буга, чтобы снова проверять, велик ли страх в обитателе плоскости? А если нет, зачем задавать столь провокационный вопрос?
– Вроде и на меня именно давит... Давай я тебе расскажу, что у нас в планах. Надо повидать хозяйку замка. Дайм, то есть хранитель огнива, её муж. Но все молчат о нем... А хозяйка здесь - лучшая на весь север травница. Полагаю, она в той части двора, где псахи и куда собирают раненых.
– Замок что - живой? Я как-то не ожидал.
– Огонь живой. Замок - его... тело. Давай так и назовем, тело. Я ощущаю, как это тело остывает, вот и спросил: давит ли? Пока огонь силен, исподье всего лишь давит на стены. Это преодолимо. Тут все иначе. Смотри: дети пошли. Хорошо, быстро. В Хроге толковые вальзы, да и анги у них сильные. Может, продержим оборону до вечера, а?
– Ты прорицатель, - удивился Влад.
– Я знаю, что будет к ночи. Но как скоро это состоится, зависит лишь от людей, - пояснил Бэл.
– Глупости что, мол, можно предсказать грядущее. Посильно увидеть с холма долину впереди, проложить тропу. Но пройти её всяко надо - ногами. Я вижу. Люди идут.
Бэл смолк и погладил Игруна по шее. Буг в чужом замке сделался тих, сосредоточен. Не шалил, не рычал. Исполнял указания друга по выбору пути - и без спешки взращивал сизую броню с множеством шипов. Длинные боевые когти клацали по камням резко, с привизгом.
Двор напоминал знакомый, но по стыкам и трещинам плиток лежала изморозь. Над брусчаткой стлался холодный туман. В нем детали терялись, и потом выплывали совсем рядом, внезапно. Звуки то проникали и полнили двор - то уходили далеко, словно кто-то закрыл гигантское окно с тройным стеклопакетом.
Раненых Влад увидел тоже сразу, рядом. Туман отшатнулся, и по обе стороны от мерно шагающего Игруна проявились плотные войлочные подстилки. Люди лежали прямо на них, укрытые чем попало, от плащей и до тряпок. Меж рядами раненых ходили пожилые слуги, тут и там сидели и лежали псахи - едва живые, выдохшиеся и уже не годные лечить. И все же они старались помочь. Буг шел и шел, пока впереди не появились каменные постройки. У распахнутой настежь двери сидела на ступеньке женщина средних лет и смотрела себе на руки, пальцы мелко подрагивали усталостью, которую не скрыть. По всему видно: женщине было даже хуже, чем полуживым псахам. Она истратила себя до донышка.